– Ты забыл, что у меня аллергия на этих тварей? Чихнул бы, и мышцы указательного пальца на гашетке непроизвольно бы сократились. Объясняй потом, что у меня просто организм на генном уровне их не воспринимает. – Я раздраженно пнул попавшуюся под ноги консервную банку.
– Егорка, ну как можно быть таким максималистом? Тебе же не пятнадцать лет! Пора бы осознать, что жизнь в нашем свинарнике по определению не может быть раем.
– Если так и продолжать копошиться в этом дерьме, с годами все больше обрастая жиром, ничего и не изменится.
– Ну а мы с тобой на что? – напарник звонко хохотнул.
Впрочем, тут же смешком и подавился, споткнувшись об очередную кучку мусора.
– А, черт. Короче, я о чем. Товарищ Москвин ведь для того и создал следственную бригаду, чтоб мы это самое дерьмо разгребали.
– Нет, Саш. Она создана для того, чтобы мы еще больше зарывали в него нос, забывая поглядывать в сторону выхода из загона. Мы с тобой ничего не меняем. Как и все, просто коротаем время в ожидании мясника.
Сашка замер на ходу и одним плавным движением развернулся, направив свет диодника мне в лицо.
– Слушай, Соловьев. Ты пой, да не завирайся. За подобные слова можно не просто партбилета лишиться, а под трибунал пойти.
– А кто меня сдаст? Ты, что ли? Тогда сам как соучастник пойдешь. Да и не впервой нам будет подводить надежды партии, да? – шагнув к напарнику, я легонько толкнул его под ребра.
Реакция Утесова меня удивила. Он так и остался стоять, освещая фонарем пространство перед собой. А вот на лице нарисовалась крайняя степень изумления.
– Неужели ты вспомнил дело пятилетней давности…
– А кто это у нас тут? – мерзкий, чуть шепелявый голос, как сверло, ввинтился в уши – нечто бритое под ноль, с далеко не полным комплектом зубов, выплюнув мне в лицо поток помойной вони. Второй постовой внешне отличался не сильно, но явно в лучшую сторону. В плечах пошире, рожа почище, и наколок на открытых руках побольше.
Напарник, выйдя вперед меня, спокойным, чуть надменным голосом обратился к противно хмыкающим уголовникам:
– Мне к Белому надо, скажите: Утес за долгами пришел.
– Да с чего это Белому в долги у такой фраеты влезать? – Этого я обозначу себе, как «первого». Пусть Саня только отвернется, скручу ему голову.
– Ну-ка, Скелет, ша! – смерив Саню долгим взглядом, «второй» вздохнул и, отвесив напарнику пудовым кулаком под ребра, продолжил: – Иди лучше базар передай бугру. А с вас, парни, по две маслины в общак и проходите.
Отсчитав положенную сумму, Саня едва не пинками затолкал меня на станцию. Отбросы… кругом одни отбросы. Лежат на полу, по углам, ходят по перрону, переговариваются, курят, пьют… И воняют. Смердят смертью, кровью и разложением. Заживо гниют. Вокруг их тел на некогда белом мраморном полу распускаются цветы миазмов ненависти, похоти. Десятки глаз, провожающие нас с разной дозой отвращения, кажутся мне животными… Нет, успокойся, Егор. Что это с тобой? Дыши… Дыши глубже. Опусти взгляд. Пусть лучше они считают тебя трусом.