Не стоило идти следом… В эти минуты на глазах Девена происходило нечто глубоко личное: знай Луна, что он здесь, наверняка не позволила бы себе проявить подобной слабости. При виде этого в глубине души, где с тех самых пор, как он впервые увидел истинное лицо Луны, прочно поселилось негодование, зародилась, встрепенулась некоторая неловкость.
Истинное лицо… В этом-то и вся суть, вся загвоздка! Тот, другой облик – обман. Девен вполне понимал это, и все же тосковал, тосковал и злился на Луну, точно та лишила его Анны Монтроз, точно настоящая, подлинная, живая Анна похищена этой эльфийкой.
Однако Анны никогда не существовало. Она всегда, с самого начала была Луной, играющей выбранную роль, подобно многим из пребывающих при дворе.
Но все-таки эта роль была ей не так уж чужда. Ведь сказанные ею когда-то слова, будто в обществе Девена ей легко, как нигде больше, были правдивее, искреннее, чем он думал. Возможно, до Халцедонового Двора Луна была больше похожа на Анну…
Возможно, да, а может, и нет. Этого уже не узнать. Ясно одно: Луна и есть Анна. Девен полюбил ее еще до того, как узнал правду, а теперь, когда он все знает…
С исчезновением ее маски чувства его отнюдь не исчезли.
Быть может, с его стороны это и глупость – да что там, несомненная глупость… но это так.
– Нет, ты не останешься ни с чем, – беззвучно шевеля губами, проговорил он. – У тебя есть собственные силы. И помощь сестер Медовар. А еще… у тебя есть я.
Прилив прекратился. Река успокоилась, ослабла, стихла, как никогда прежде. Тогда откуда доносится этот звук? Что потревожило ее безмятежность?
Приняв неожиданный шум за приближающийся плеск весел, Девен потянулся за шпагой, вспомнил, что шпаги при нем нет, зашарил по поясу в поисках ножа. Как объяснить, зачем они здесь? Но никакой лодки поблизости не оказалось, а внезапное изумление разом лишило сил пальцы, нащупавшие рукоять.
Вода под аркой меж двух быков закружилась, взбурлила вопреки всем законам природы, речная гладь вспучилась холмом, вздыбилась кверху и распалась, оставив посреди Темзы широкоплечего, рослого старика, седобородого, но крепкого телом. Казалось, каждая морщина его лица несет на себе печать вековечной мудрости.
– Нечасто я говорю в эти дни, когда мои воды так и кишат обыденной жизнью, – сказал дух реки. Басовитый, неспешный голос его то возвышался, то опадал в мерном ритме набегающих на берег волн, складки длинного сумрачно-серого одеяния поблескивали серебром. – Однако же двое, смертный и дивная, тоже нечасто взывают ко мне заодно. Что ж, я пришел. Как не ответить на зов детей двух миров!