Все это было чистой правдой, но на губах Видара вновь заиграла недобрая улыбка.
– Интересно, что скажет о вашей логике Ее величество?
Лицо Луны осталось по-прежнему безмятежным, но сердце в груди на миг замерло.
– Конечно, я мог бы и не говорить ей об этом, – продолжал Видар, пристально оглядев острие кинжала и хищно изогнутым ногтем сковырнув с лезвия воображаемую крупицу грязи. – Правда, для меня это немалый риск – ведь если она узнает… Однако я готов предложить вам, леди Луна, подобную милость.
Без этого вопроса было не обойтись: Видар явно ждал его.
– И какова же цена?
Глаза Видара победно блеснули, затмив блеск клинка в руке.
– Ваше молчание. Когда-нибудь, в будущем, я прикажу вам кое о чем умолчать. Услуга, соизмеримая с той, что я окажу вам сейчас. И вы поручитесь словом, что сохраните нужные сведения в тайне от королевы.
В переводе его требование не нуждалось: Видар принуждает ее к сообщничеству в некой грядущей попытке прибрать к рукам Халцедоновый Трон.
Но что тут еще остается? Ответить: «Ну, так докладывай обо всем королеве и будь проклят», – а затем предупредить Инвидиану о его амбициях? Инвидиане они и без того известны, а ничего определенного, достаточного для обвинения, он не сказал. Таким образом, Луне придется целиком полагаться на милосердие бессердечной королевы.
– Хорошо, – с едва заметной натянутостью отвечала Луна, колоссальным усилием воли сдерживая зубовный скрежет.
Видар опустил кинжал.
– Поручитесь в том своим словом.
Нет, он будет играть наверняка и шансов ей не оставит.
– Во имя древней Маб клянусь в будущем отплатить за услугу услугой соразмерного свойства и ценности, когда ты попросишь о сем, и сохранить, что прикажешь, в тайне от королевы до последнего слова.
Да, именно так. Или же устранить угрозу, не дожидаясь, когда ему выпадет случай предъявить счет к оплате.
«Луна и Солнце, – в отчаянье подумала Луна, – как же я опустилась до того, чтоб давать клятвы Видару?»
Кинжал исчез, как не бывало.
– Прекрасно, леди Луна, – подытожил Видар, вновь обнажив зубы в хищной улыбке. – С нетерпением жду ваших дальнейших донесений.
Оутлендский дворец, Суррей,
14 марта 1590 г.
Стоя навытяжку у дверей, что вели из приемного зала во внутренние покои, Девен не сводил взгляда с противоположной стены: сейчас делом были заняты отнюдь не глаза, а уши. Крайне утомительная обязанность, особенно для ног (на переминания в карауле с ноги на ногу смотрели неодобрительно), но каковы возможности для подслушивания! Мало-помалу он пришел к заключению, что пристрастие Елизаветы к беседам на разных языках призвано не только явить миру ее ученость, но и затуманить смысл разговоров. Придворные, в подражание королеве, также изъяснялись на множестве языков, но всеми, известными королеве, владели считаные единицы. Перед ее трескучей скороговоркой нередко пасовал и сам Девен, однако его итальянский уже вполне позволял уловить суть фразы, а французский сделался просто прекрасен. Посему он смотрел вдаль, держал топорик на длинном древке ровнее ровного и слушал, слушал, слушал.