Его жена молча повозилась у печки, вздула огонь, поставила объемистый чайник и снова ушла в другую комнату, даже вроде бы и не глянув в сторону ночного пришельца. Нефедов улыбнулся.
— Хорошая у тебя хозяйка, Николай, нелюбопытная.
— Э! — махнул рукой мужик. — Ты не смотри, что слова не сказала. Завтра вся деревня знать будет, что ты вернулся. Баба же, сам понимаешь…
— Пусть говорит, — Нефедов думал о чем-то другом. Он рассеянно погладил кота, который мявкнул и перевалился на другой бок, и спросил. — Так значит, в Грачах спокойно все?
— А что здесь сделается? Всю войну тишина была. В начале, говорят, тоже. Да что я тебе рассказываю-то? Я как на пятый год по ранению комиссовался, сразу в председатели сельсовета и попал… Так и живем.
— Председатель сельсовета? — хмыкнул Степан. — Ишь ты. И в лесах спокойно?
— Так ведь ваши-то, Охотники, здесь в войну не один раз проходили. Тишь да гладь, — Николай помялся нерешительно, а потом все же спросил, — слышь, Степан, вы-то сюда по заданию, или как?
— Или как, — отозвался Нефедов, снимая кипящий чайник, — или как. Постоим тут у вас сутки, отдохнем, метель переждем — и дальше поедем. Здесь нам делать нечего.
— Ну и слава богу, — Николай заметно повеселел, видно было, что разом успокоился и ободрился, — и то верно — что вам здесь делать-то? Но, однако, нагрянул ты, Степан, нагрянул… Кто бы и знал, что ты живой? Ведь даже Татьяна не верила.
Он осекся, увидев, как Степан медленно поставил жестяную кружку на стол. Молчали долго. Потом старшина провел ладонью по лицу, словно смахивая что-то, и глухо спросил:
— Она здесь?
— Жива-здорова, — растерянно сказал Николай, виновато сутулясь на табурете, — как раньше одна была, так и сейчас.
Нефедов поморщился, как от сильной боли, и встал. Он сильно побледнел и теперь какими-то медленными, неуверенными движениями обхлопывал себя по карманам. Все-таки нашел коробку папирос, потоптался на половике и как был, босой, вышел в сени. Через пару минут Николай вышел вслед за ним.
— Степан… Ты чего? Что стряслось-то?
— Она что, замуж так и не вышла? — спросил Нефедов, в темноте жадно затягиваясь «Казбеком». Красный огонек на конце папиросы разгорался и угасал с легким треском.
— Вон ты о чем… Да нет. Женихи к ней сколько раз приезжали, а она им — от ворот поворот. Девка-то видная была, да и сейчас в самом цвете. А не идет замуж и все. Наотрез отказывает всем. И отец ейный понять не может — отчего так? Как-то раз выпил он, обозлился, и на нее с вожжами попер. Поучить хотел дочку. Мол, вышибу дурь из головы! Так она руку ему перехватила. И говорит — если еще раз такое случится, уйду и только ты меня и видел. Старик вожжи бросил, поругался еще для порядку, да тем и закончилось. Все-ж таки любит он ее, дочка ведь.