— Ты об чем, Потапыч, думаешь? — спрашивал его Кривоносов, с любопытством швыркал простуженным носом — занимал его этот человек, никак станичник не мог понять загадочного Потапова. — А?
— О жизни думаю, о чем же еще, — переводил на него спокойный взгляд Потапов.
Голос его, сам тон был таким, что невольно приводил Кривоносова в смятенное состояние духа, и он терялся.
— Слушай, Потапыч, а награды у тебя есть?
— Есть, — нехотя отвечал Потапов.
— Какие?
— Два Георгия, медали.
— А чего их не носишь?
— Зачем? Чтобы вши пооткусывали?
— Ну хотя бы ленточку пришил к шинели.
— Зачем? Чтобы выделиться? Не по мне это, — нехотя произнес Потапов.
Дискуссию в тот раз прервал калмык — встал, заняв сразу половину землянки, хлопнул в ладони:
— Ну, ладно, жратва-то кончилась… Пора на дело. Иначе в обед лапу будем сосать, как медведи.
По ровной, твердой, основательно пробитой морозом земле колобком катилась снежная крупка, спотыкалась на неровностях, ломала трескучие сухие стебли, скручивалась в колючие хвосты, — недобрая установилась погода. И не холодно вроде, а стылый воздух пронизывал до костей, будто вколачивал в живое тело ледяные гвозди.
На железнодорожных путях толпились фронтовики, галдели, как вороны, плотно оцепив взвод рабочих, вооруженный старыми «трехлинейками», с иссеченными прикладами. Вид у рабочих был хмурый и грозный.
— Чего вы нас тут на привязи держите, как неподкованных коней? А? — кричал рабочим белоусый, с яростным, переполненным кровью лицом казак.
— Пошли отсюда, — Потапов свернул в сторону, — это не для нас.
— Погоди, — Удалов придержал его за рукав шинели. — Гордеенко! — тихо, совсем неразличимо позвал Удалов белоусого казака.
Смятый оклик его должен был пропасть в общем гаме, — но Гордеенко его услышал, вскинулся с встревоженным видом, пошарил глазами по казачьей толпе.
— Гордеенко! — вновь тихо, прежним неразличимым голосом позвал его Удалов.
Белоусый казак приподнялся на носках сапог, закрутил головой, будто подсолнух, боящийся упустить солнечный последний луч, заскользил глазами по макушкам голов, по папахам, кубанкам и шапкам, по лицам и вновь не нашел того, кто звал его.
— Кто это? — спросил у Удалова пограничник.
— Да из нашей команды боец. Вместе немаков в Карпатах колотили. Полгода назад его прямо из окопов забрали с тяжелой раной, увезли в госпиталь. Сейчас — вона, объявился! Живой и невредимый.
Рабочие, поблескивая глазами, каменея лицами, неожиданно вскинули винтовки и, освобождая перед собой пространство, взяли их наперевес. Фронтовики замолчали и на шаг расступились. Было слышно, как с противным шорохом скребется по земле крупка. Над головами людей поднимался тонкий прозрачный пар.