— Гордеенко! — в третий раз позвал Удалов.
Наконец белоусый казак нащупал его взгляд, обрадованно всплеснул руками, запыхтел, будто паровоз, которого угостили качественным корабельным угольком, и, энергично работая локтями, двинулся сквозь толпу к Удалову.
— Земеля! — выкрикнул он истончившимся, словно бы надорванным голосом.
— Земеля! — также сдавленно и обрадованно выкрикнул в ответ Удалов, гулко похлопал ладонями по спине окопного сотоварища, словно лопатами помолотил. — Ах ты, мой разлюбезный, малиновый, шелковый, шевровый [32], хромовый, опойковый [33] и сафьяновый, парчовый, незабвенный, дорогой, золотой, бриллиантовый… Ты хотя бы весточку какую-нибудь в Первый Оренбургский казачий полк прислал…
— Посылал…
— И что же? Может, командир полка ее получил? Не было этого! Александр Ильич нам бы ее отдал…
— Значит, не доходили письма. Одно я написал сам, лично, — Гордеенко стукнул себя кулаком в грудь, будто в бочку, — второе мне помогла сочинить сестричка из госпиталя.
Взгляд у Гордеенко смущенно скользнул в сторону. Удалов это засек и переспросил:
— Сестра милосердия?
— Посудомойка с кухни. Главное, грамотная и здорово помогала солдатам.
— Тебе особенно.
— Верно. Откуда знаешь?
— Подхватывай сидор и пошли с нами, — велел приятелю Удалов.
— Был у меня сидор, да сплыл, — Гордеенко вздохнул. — Стянули.
— Раззява. Тьфу. — Удалов беззлобно плюнул через плечо. — Лучше бы винтовку у тебя сперли.
— За винтовку на меня вообще бы мыльный галстук накинули, — Гордеенко провел себя пальцем по шее, — и повесили б сушиться.
— Галстук, галстук, — проворчал Удалов.
Потерю сидора — заплечного друга с нехитрыми манатками он воспринимал с не меньшей болью, чем потерю коня или однополчанина, полегшего в схватке с германцами.
— Время, время, — поторопил друзей Потапов.
По путям метались снежные шлейфы, около загнанных на запасные пути поездов топтались, стуча сапогами замерзшие сизолицые часовые — охраняли вагоны. Потапов пробежался скорым взглядом по часовым, вздохнул:
— Охраны сегодня в два раза больше, чем вчера.
Удалов сдвинул на нос папаху, почесал затылок:
— И чего будем делать? Сидеть голодными?
— Ни за что, — Потапов примерился и сделал несколько пасов руками, огладил перед собой воздух, затем сразу всеми пальцами нажал на невидимые кнопки.
Удалов обеспокоенно оглянулся.
— Не удастся нам добыть съестного, — огорченно произнес он, демонстративно поддернул штаны. — Йе-эх!
— Почему не удастся? — удивился Потапов, тихий голос его звучал уверенно.
Под ногами захрустела галька, которой были присыпаны чугунные нити полотна.