Встретил Дутова заместитель командира дивизиона подъесаул Дерябин — лихой, подобранный, будто пружина, готовая в любую минуту распрямиться, с серыми бесшабашными глазами и густыми пшеничными усами.
Подбежав к Дутову, подъесаул вскинул руку к козырьку:
— Господин войсковой старшина…
Дутов остановил его коротким властным движением:
— Полноте! Давайте без формальностей. Зовут меня Александром Ильичем. А вас как величают?
— Виктором Викторовичем.
Дерябин рассказал Дутову об обстановке на этом участке, о боях, в которых пришлось принимать участие пешему эскадрону, о том, какие новости бродят по Десятой кавалерийской дивизии…
— Наметки, кого можно взять в пеший дивизион, не делали, Виктор Викторович? — спросил Дутов.
— Как не делал? Делал. И самих казаков могу показать, живьем… И списки. Списки готовы.
— Вот это хорошо! — похвалил своего нового зама Дутов. — Вот это дело!
Формирование стрелкового дивизиона продолжалось до третьего апреля шестнадцатого года.
Разопревшая, набухшая теплом и влагой земля готова была принять в себя зерно, но вместо семенного жита ее начинили шрапнелью. Многопудовые снаряды взламывали и швыряли под облака огромные пласты чернозема, выворачивая наизнанку поля и овраги — страшными воронками те сплошь исковыряли «географическую карту». Война и весна были несовместимы.
В низинах, в сырых кустах, затянутых туманом, уже заливались соловьи. Климат здесь был теплее, чем, скажем, где-нибудь под Москвой или под Орлом, потому сюда и весна приходила раньше, и соловьи начинали петь раньше. Казаки слушали волшебные трели с замиранием сердца, жесткие лица их невольно делались какими-то детскими, глаза становились влажными — так сильно птицы брали за душу.
С последним пополнением на фронт прибыл тот, кого Дутов совсем не ожидал увидеть здесь — корнет Климов. Побледневший, с впалыми щеками и знакомыми щегольскими усиками, он производил впечатление случайного человека, забравшегося не в свои сани. Дутов, не поверив глазам, посмотрел списки пополнения, нашел там фамилию корнета, отметил ее ногтем и только потом спросил:
— А вы, корнет, как тут очутились?
— Вот, — Климов, улыбаясь, развел руки в стороны, — прислали… Я попросился на войну и меня прислали…
— Смотрите, как бы вас тут… не затоптали, — с неожиданной неприязнью предупредил корнета Дутов.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — продолжая улыбаться, ответил Климов.
Конечно, поступая по уму, Климова надо было бы переаттестовать в хорунжие. Но хорунжий — это казачье звание, а корнет не был казаком, происходил из учительской семьи, переехавшей в Оренбург из-под Херсона, да и не тянул он пока еще на казачье звание — скорее мог бы претендовать на звание пехотное. Дутов ощутил, как под правым глазом задергалась мелкая беспокойная жилка, приложил руку к выцветшей полевой фуражке, украшенной тусклой кокардой: