Дутов молчал — его коробило высокомерие Лебедева, менторские нотки, которые не могла скрыть даже плохая телефонная связь.
— Слышите меня? — повторил вопрос Лебедев.
— Так точно, слышу.
Под контролем дутовских войск находился лишь небольшой участок железной дороги, недавно отбитый между Актюбинском и Илецкой Защитой, все остальное держали в своих руках красные. Железную дивизию под командой Гая [54] невозможно было ни сломать, ни согнуть. Атаман, пытаясь узнать через свою разведку, кто такой этот несгибаемый Гай, удивлялся каждый раз изворотливости, храбрости, непредсказуемости красного комдива, неожиданности его тактических решений. Поражался тому, как может маленький офицерик с крохотным званием одерживать победы над ним, генерал-лейтенантом, окончившим Академию Генерального штаба… Нет, было в этом что-то неестественное, не укладывающееся в голове…
— Ну что скажете?
— Поставленную задачу я постараюсь выполнить.
— Не «постараюсь», Александр Ильич, а — выполнить обязательно. Понятно?
От резкого надменного голоса начальника колчаковской Ставки в голове возник звон. Дутов в очередной раз раздраженно передернул плечами.
— Понятно? — вторично спросил Лебедев.
— Так точно, — с трудом, будто гимназист, не знающий, как вести себя с классным наставником, выдавил Дутов.
Задача перед его армией была поставлена локальная, смехотворно малая. Иное дело — брать города, окружать соединения противника, загонять их в котел, запечатывать и месить, месить, месить все, что в нем окажется, — до тех пор, пока содержимое не превратится в кашу.
Но сколько ни пытался Дутов соорудить котел, сколько ни старался работать мешалкой, ничего у него из этого не получалось. Все свои битвы, одну за другой, он проигрывал. Озадаченно мял пальцами шею, сипел, глотал порошки от головной боли, раздраженно дергал плечами, гасил досаду чаем, коньяком, шубатом [55] …. но ничего поделать не мог. Если что-то планировал — красные опережали его. Если задумывал прорыв, — встречал непробиваемый заслон. Если принимал решение отступить на «заранее подготовленные» позиции, — позиции эти оказывались занятыми, и из вырытых им же окопов начинал хлестать такой огонь, что на глазах вскипали слезы, а ноги сами поворачивались на сто восемьдесят градусов.
Именно в эти трудные дни атаман понял, что полководец из него никакой. А вот политик… политик из него еще может выйти. Хотя то, что власть уплывает из рук, сознавать было горько.
Он ожидал ударов изнутри, из войска, но не знал, кто именно их теперь нанесет. Войсковой атаман Каргин, Махин, Валидов, Чайкин — это фигуры уже отработанные. Должны возникнуть новые. Дутов очень чутко, обостренно следил за всем, что происходило в подведомственном ему войске.