— Оля!
— Очнулся? — возникнув неслышно из затемненного пространства, прошептала обрадованно Ольга.
— Да. Я что, долго болел?
— Долго.
— Оля, почему так тихо?
— Мы в Китае, Саша. Мы покинули Россию. По-ки-ну-ли. Нас вынудили.
— Мы покинули Россию, — повторил вслед за женой Дутов, также шепотом, едва слышно.
Атаман повозил головой по подушке и вновь потерял сознание.
Болезнь отступала от Дутова медленно, неохотно. Он и раньше болел тифом, но чтобы так тяжело, так долго…
Как-то вечером Дутов хотел позвать священника, чтобы исповедоваться — слишком плохо ему было, — но потом махнул рукой:
— Не надо священника!
Ольга Викторовна, сидевшая у его изголовья, не поняла:
— Чего?
Дутов не ответил, но минут через пять с удивлением увидел входящего отца Иону, пахнущего ладаном, с расчесанной редкой бородкой, с ясными, наполненными кротким светом глазами.
— Я, Александр Ильич, молебен за вас отслужил, — просто, совершенно по-мирски сообщил он, — чтобы вы скорее поправились.
— Спасибо, — тихо и печально произнес Дутов.
— А вот печалиться не надо — это грех.
— Знаю, что грех, но не печалиться не могу. Мы ушли из России. Простит ли нам это Господь?
— Господь милостив, Александр Ильич, он все простит. И потерю России тоже. Главное, чтобы мы в Россию вернулись.
— Вернемся, — едва слышно, но очень твердо проговорил Дутов. — Обязательно вернемся. Дайте только на ноги встать.
Иона оглянулся, словно заметил в комнате еще кого-то, приподнялся, глянул в небольшое тусклое окно — что там на улице, не сидит ли какой гад на завалинке, прислонив к стенке дома большое морщинистое ухо, не подслушивает ли их? Нет, никакого гада не было, да и часовые несли свою службу с усердием, не зевали. Отец Иона удовлетворенно опустился на табурет.
— Никого, — шепотом сообщил он Дутову.
Атаман равнодушно посмотрел на него, отвел глаза в сторону, как будто пытался вспомнить, кто такой отец Иона? Тот словно почувствовал, о чем думает атаман, и поспешно приложил руки к груди. Поклонился.
— Имею сан протоиерея, — сообщил он, — поддерживаю связи с Россией.
— Даже отсюда, из Китая? — неверяще спросил Дутов.
— Да, ваше высокопревосходительство. С Верным, с Пишпеком, с Джаркентом, с Сергиополем. Большевики собираются, кстати, Сергиополь переименовать.
— И как хотят назвать?
— Аягузом.
— Ни уму ни сердцу. Сергиополь — святое имя, и место обозначает святое. — Дутов не выдержал, кряхтя перевернулся на левый бок и сплюнул в платок. — Любят большевики потакать туземцам, думают, что те в лихую пору поддержат их, а те продадут всего за пару плевков, как продали нас. — Дутов глянул в платок и застонал.