— Ого-го-го! — закричал калмык восторженно.
Возбужденные чайки поддержали его согласными воплями, взмыли в воздух, сыпя в озеро водяной сор, будто шрапнель. Африкан, чувствуя, что невидимая рыбина буквально выламывает у него из рук кол, засипел сильнее, поспешил к берегу. Мелькнула испуганная мысль «Уйдет ведь!» Рыба была не только сильная, но и хитрая, не боялась шевелящихся в воде белых ног. «Не сожрала бы!» — возникло в мозгу опасливое, и Африкан еще проворнее заработал ногами по дну.
Чем ближе была влажная темная кромка песка, тем сильнее становилось сопротивление добычи, тем буйнее вели себя «поросята», угодившие в сеть. Африкан не сдержался, радостно захохотал — он наварит не только ухи, но и навялит рыбы.
— Ого-го-го! — вновь закричал он, отпугивая от себя наглых остроклювых чаек.
Калмык благополучно выволок добычу на берег — хватило и ума, и сноровки, и фарта. Добыча оказалась все-таки не так велика, как казалось в воде: буйный сазан килограммов на шесть, который никак не мог смириться с тем, что спросонья угодил в неприятность, вполне приличный судачишко с мутным пьяным взглядом и штук шесть хулиганистого вида окуньков… Главное было — не упустить сазана, Африкан извлек из-под ноги здоровенную ракушку, саданул ею сазана по голове, целя в глаз.
— Не дергайся, — исступленно выкрикнул он, — не брызгайся бульоном, раз сидишь в супе.
Сазан покорно стих.
— Так-то, паря, — одобрил поведение сазана калмык.
У него с собой было несколько картофелин, тряпица с разными ароматными китайскими корешками, пяток луковиц и даже лаврушка — все то, без чего уха не бывает ухой. Он, правда, привык к ухе по-степному, а в нее обязательно добавляют несколько помидорин, — да еще три-четыре наперстка смирновской водки — но ни того, ни другого, увы не было… Африкан наполнил котелок водой, под днище сунул полдесятка изрезанных ножом камышовых кочерыжек, затем хряснул куском немецкой стальной подковы по кремнию, высек целый сноп ярких брызг, дружно нырнувших в кусок ваты. Вата немедленно поглотила горящие брызги, через несколько мгновений над ней поднялся вонючий сизый дымок. Прошло еще немного времени, и в котелке забулькала вода. Звук этот — уютный, — напомнил Африкану о доме и заставил повлажнеть глаза.
Над Зайсаном плыли невесомые прозрачные облака, чайки, сожрав все рыбьи внутренности, выброшенные Африканом на песок, проглотив чешую и слизь, теперь сонно качались на воде, напротив костра и также ожидали ухи.
Отвел Африкан Бембеев душу сполна. Отяжелел так, что даже не осталось сил, чтобы подняться — отполз в сторону, в камышовую тень, и там задремал.