Раздался выстрел — задавленный, негромкий, шутейный какой-то. Богданов-старший невольно закричал. Он не думал, что боль может быть такой оглушающей, и способна подмять его всего. Егорий закричал вновь, потом заскулил жалобно, по-щенячьи подбито, откинулся прочь от белоглазого. Боль не отпускала его, огонь внутри разгорался все сильнее.
Немец поспешно откатился от казака — не дай бог, снова навалится, — втиснулся в стенку окопа, задышал хрипло — никак не мог прийти в себя, привести в порядок измятое горло.
— Пхы-хы-хы, — надорвано сипел он, пистолетик выпал из руки и белоглазый сломленно опустил голову на колени.
Егорий в это мгновение, как и Иван несколько минут назад, плыл по степи — перебирал ногами по мягкому, словно хорошо расчесанная овечья шерсть, ковылю, едва касаясь его ступнями, и дивился нежной шелковистости травы. Перед ним над ровным, словно бы по линейке отхваченным и без единой кривинки проведенным обрезом горизонта поднималось огромное красное солнце. Егорий Богданов, не боясь сгореть, несся прямо к этому солнцу.
Атака немцев была отбита. В рукопашной схватке победили казаки. Часть атакующих была втоптана в землю, часть изувечена, часть взята в плен — в общем, каждый получил свое.
Но и пеший эскадрон недосчитался нескольких десятков. Потери дивизиона, наверное, были бы еще больше, если бы не подоспел десант с той стороны Прута — только благодаря этой свежей силе и удалось опрокинуть противника. Дутов, оглушенно тряся головой, — ему в бою досталось так же, как и другим, — выкрикивал по списку людей. Ему надо было спешно образовать скорбную команду.
Собрал он эту команду в окопе, выстроил, прежде всего включив в нее тех, кого знал — калмыка, Еремея, Кривоносова, Удалова… Им Дутов доверял особенно, сказал:
— Всех казаков надо похоронить как героев!
Жилистый проворный Сенька Кривоносов на этот раз выглядел не таким прытким, прихрамывал и, не похожий сам на себя, вздохнул жалобно:
— Эх, казаки, казаки, жить бы вам да жить…
Еремеев, стоявший рядом, молчал, слизывал кровь с разбитой губы. Сенька толкнул его в бок тяжелым литым локтем:
— Братьев Богдановых не видел?
Братьев нашли — они лежали рядышком, в окружении десятка скорчившихся немецких трупов. Их вытащили из завала трупов, положили отдельно в сторонке, накрыли чей-то брошенной шинелью.
— Эх, братухи! — сыро вздохнул Кривоносов. — У меня же в станице ихние отец с мамкой обязательно спросят, почему я живой, а Егорка с Ванькой нет? Что я им скажу?
Не было на этот вопрос ответа, и Кривоносов страдал: действительно, что он скажет старикам Богдановым? Сенька вздохнул и почесал пальцами затылок: