— Может быть, я вас тоже переведу в первые номера? А вторыми обеим дам мужчин, чтобы таскали пулеметы.
— Таскать пулеметы мы тоже привыкшие, — сказала Авдотья. Она пила чай из блюдца, картинно отставив мизинец и кидая в рот небольшие крепкие кусочки синего сахара.
— Грешно и неразумно подготовленного пулеметчика использовать на черновой работе второго разряда, — сказал Дутов и отправил в рот крупный голубоватый осколок.
С твердым синим сахаром, который в доме Дутовых еще называли постным, гоняли чаи в трудные дни Великого поста: с одним небольшим кремешком [17] пили порой не менее десяти стаканов… Вообще-то Дутов никогда не экономил на еде, оттого и телом был такой пухлый, но синий сахар он приобретал всегда в первую очередь, а уж потом — все остальное.
Авдотья тем временем переглянулась со своей младшей товаркой и произнесла степенно:
— Как решите, ваше высокоблагородие, так и будет.
— Вот и хорошо, — одобрительно произнес Дутов, сделал крупный гулкий глоток, почувствовал себя неловко — на фронте совсем отвык от общения с представительницами прекрасной половины, взял с тарелки сушку, с хрустом раздавил ее.
Всего четыре месяца Дутов командовал полком. Фронт начал разваливаться. Из окопов стали вылезать немцы, вылезали и русские, обнимались с врагами. На нейтральной полосе разжигали костры, пили шнапс и заедали его сваренными вкрутую куриными яйцами, добытыми во дворах ближайших деревень. Офицеров, которые мешали этим фронтовым братаниям, безжалостно уничтожали — не взирая на чины, авторитет и ордена. На всякого боевого полковника, украшенного наградным золотом, как рождественская елка побрякушками, находился какой-нибудь тщедушный унтеришка со вставными железными зубами, который, не колеблясь ни секунды, со словами «Не мешай, паря, нам с братьями-немаками общаться!» всаживал офицеру в живот штык или пулю, орал во всю глотку, будто ворона, у которой случился запор: «Да здравствует свобода!».
В полку Дутова обстановка была спокойной — казаки офицеров на штыки не поднимали.
В Петрограде происходили события, которые вызывали в рядах фронтовиков нервный озноб. Говорят, царь, желая России покоя и счастливого будущего, собирался отречься от престола в пользу своего брата Михаила, но и Михаил не был в восторге от этой идеи, колебался и отговаривал Николая от таких дурных перемен… В России запахло гражданской войной.
Дутов с любопытством прислушивался к новостям, приносящимся из Петрограда. Главным командиром в армии стал некий штатский человечишко, фамилию которого Дутов раньше никогда не слышал — крикливый, коротконогий адвокат Керенский. В военных делах он смыслил не больше, чем петроградские дворники в астрономии. Ходить под началом такого министра было оскорбительно.