Ничего… Пройдет время. Не избавится, так привыкнет.
Привязанная к вертикальной лестнице лодка осталась разговаривать с волнами; на дне, завернутая в тряпку, лежала кисточка; заберет ее, когда в следующий раз поедет к берегу, и там выкинет — она свое отработала.
Поднявшись на палубу, Мак долго стоял, смотрел, как вздымаются и опускаются водные гребни, чувствовал прохладу металлических перил и высасывающую остатки тепла душевную тоску.
В этот момент «не думать» получалось плохо.
Чудесный вечер — тихий, спокойный, — изумительный закат, пропитанный солью ветерок. Прекрасный вечер для двоих. Насмешка над жизнью для одного.
* * *
(Julie Zenatti — A Quoi Ca Sert)
Следующие две недели Лайза работала на износ: создавала не шедевры, но качественные проработанные дизайны, а вечерами повадилась рисовать для себя. Купила в магазине бумагу, набор разноцветных карандашей и под светом лампы, свернувшись в кресле, чиркала наброски: какие-то прорисовывала детально, какие-то оставляла в виде контуров и линий, другие и вовсе смотрелись карикатурами.
Вот они с Маком несутся по ночной дороге, и тьму рассекает мощный свет фар. На обочине указатель на Делвик, впереди ночной затянутый облаками горизонт. А вот она, смешно развалившаяся на кровати, смотрит на ту самую картину, рядом тумбочка и подносик с иглами. Тогда ее собирались колоть. Иглоукалывать.
А вот стоящий в гараже Мираж, а над ним склонился обнаженный торс Мака. Чтобы получить нужный рельеф, мышцы пришлось штриховать с особой тщательностью, от усердия Лайза даже высунула язык, и чтобы добиться достоверности, нашла и проштудировала книгу по анатомии.
Во время набрасывания очередного рисунка, рядом всегда лежали "Триста позиций для гурманов Любви"; их она не открывала — только изредка касалась пальцами. И лишь в моменты прорвавшегося через плотину отчаяния позволяла себе перелистнуть страницу или две, чтобы тут же закапать их слезами.
Вместе с набросками писала и записки — в каждой по несколько слов.
«Твой кофе куда лучше моего. Как он назывался?»
«А ты умеешь рассказывать сказки на ночь?»
«Купила новую блузку. Долго думала, где прорезать дырки…»
«Мне без тебя холодно. Я не жалуюсь… я держусь…»
«Давай переделаем дизайн спальни наверху? Двуспальная кровать там смотрелась бы лучше».
«Хочется знать, где ты сейчас. И почему я не “Чейзер”?»
«До сих пор не знаю, услышал ли ты меня тогда…В суде».
«Люблю тебя, Мак».
Рен записки передавать отказался, Лагерфельд тоже.
Отказалась, расстроившись, и Элли, объяснила нежеланием причинять им вред. Ведь узнает Комиссия — накажут обоих.