— Проклятье на ней, — судачили челядинцы тишком, смешивая в кучу быль и небыль. — Говорят, боярин Кучка, казненный Юрием Суздальским из-за жены своей, полюбовницы Юрия, перед смертью весь род князя проклял. Перепало, видать, и Елене Юрьевне…
Всеволоду доводилось слышать эти разговоры, но брату Олегу их не передавал. Зачем? Брату легче не станет, а на чужой роток не набросишь моток. Мот проще на шею набросить… Но не за бабий же треп, у которых язык, что чертово помело — впереди их короткого умишка бежит, из стороны в сторону мотается…
Следом за бедной Еленой Юрьевной покинула этот свет и матушка, Мария Петриловна. Покинула, не перенеся тугу-печаль по супругу своему Святославу Ольговичу, без которого весь мир ей стал не мил. Покинула, сгорая гневом за причиненную ей и ее роду обиду. Покинула, так и не дождавшись Божьего наказания святителю Антонию, ежедневно проклинаемому ею. Случились сии прискорбные дела в лето 6674 от сотворения мира или в 1166 год по рождеству Христову.
Елену Юрьевну похоронили в Новограде Северском. А княгиню-матушку — в Чернигове, рядом с батюшкой. Всеволодовичи — и Святослав, и Ярослав, и их меньшой брат, вечно больной и хилый Владимир, далекий от княжеских дел и докук — тому не воспротивились. Наоборот, всячески хлопотали по поводу погребения и тризны, высказывали соболезнование. Возможно, тихонько радовались, что избавились, наконец, от столь могучего супротивника, всегда мечтавшего о возвращении черниговского стола своим детям. Шила-то в мешке не утаишь. Да и княгиня, царство ей Небесное, не скрывала того — открыто говорила, что желает видеть черниговский стол за детьми своими. Но Бог им судья…
Похоронив Елену, Олег долго не вдовствовал — в том же году, 29 дня июля месяца, венчан был с дочерью великого князя Ростислава Мстиславича — Агафьей Ростиславовной, ровесницей их сестре Марии.
– Видать, в бабку Христину пошла, — отметив светлый цвет волос, румянец лика и стройность стана новой супруги Олега, во время свадебного пиршества шепнул Игорь.
— А нам-то что? — уплетая изрядный кус жареного лебедя, отозвался тогда он, Всеволод, князь курский и трубчевский.
— Если в бабку не только ликом, но и плодовитостью, то сынов братцу много нарожает… — пригубив чару с пенником, вновь молвил Игорь, и в этот миг был похож на покойную матушку: такой же строгий да рассудительный.
— А пусть… Чем в нашем роду мужей станет больше, тем род будет крепче…
— Пусть-то пусть, да всем уделы надобны…
— У нас уже имеются, — беспечно отозвался Всеволод, искренне радуясь за старшего брата и не очень-то задумываясь о будущем.