И действительно, отряд, идущий в лунном свете по озеру, напоминал процессию призраков.
— Но только твои привидения, Лейно, слишком по-человечески, по-зверски даже, дышат!
Сильные выдохи и вдохи, сопение, какой-то хриплый шопот дыхания нарушали ночную тишину зимнего озера.
Мы шли все вперед. Лейно мне говорил:
— Я уже однажды сделал на лыжах глубокий рейд. Но тогда я был совершенно одинок, и рядом со мной не было ни одной родной души.
Я был захвачен под Выборгом в плен лахтарями и случайно приговорен не к расстрелу — американский журналист присутствовал на суде, — а к десятилетней каторге.
Меня вместе с другими тридцатью тысячами товарищей продавали в рабство в германские колонии Африки[11].
Если бы я уважал законы, то сидел бы и до сего дня в каменном мешке и не пошел бы в этот рейд. Но я уважаю только такие законы, которые помогают бить лахтарей, и поэтому, когда представился случай, я бежал из тюрьмы. Ты знаешь, что в каторжных централах ворота широко открываются только внутрь, и выйти было нелегко. Но я вышел...
Нас, арестованных, переводили в другую тюрьму.
На двадцать человек было четыре конвоира.
Я уже заранее сговорился с товарищами, и они сделали так, как было условлено.
По дороге через лес — в пяти километрах от тюрьмы — два товарища поссорились и начали драться.
В драку ввязались еще двое, — конвоиры бросились разнимать дерущихся. И, воспользовавшись этой суетливой суматохой, я, перепрыгнув через обочину, пустился наутек в лес.
Вдогонку мне раздалось несколько выстрелов, но в сумерках за деревьями не так-то легко попасть. Бежать же за мною конвоиры не решились, боясь, что тогда разбегутся и все остальные арестанты.
Разумеется, я пошел сразу же в другую сторону, а не в ту, куда меня вели под конвоем. Потом я сошел с дороги в лес, изменил направление и снова вышел на дорогу. Я пошел по ней на восток. Шел ночью, спал днем в стороне от дороги. В обочинах было сыро. И однажды на рассвете ко мне подошел ленсман.
— Ваш документ!
— Сейчас... — Я стал делать вид, что вытаскиваю из кармана паспорт, вытащил давно просроченный членский билет союза строителей — я ведь каменщик — и сунул ему под нос.
Он наклонился, чтобы разглядеть, и в ту секунду, когда он читал, наверно, слова: «профессиональный союз рабочих», я изловчился и сделал ему нокаут под нижнюю челюсть. Он не успел притти в себя, — я ведь не стоял над ним, как арбитр, отсчитывая секунды, — как я уже отнял у него револьвер и, одним выстрелом ранив его в ногу, чтобы он не мог побежать за подмогой для моей поимки, оттащил его подальше от дороги.