— У меня будет достаточно времени для Забвения, когда я обнаружу тебя замерзшим насмерть на поленнице.
— Господи ты Боже мой! — вскричал он. — Неужели мысль о собственной бренности кажется тебе обыденной и тщеславной?
— Ты жуешь эту мысль, словно табак.
— Хватит! Все накопленное мною добро выставлено на заднем крыльце. Отдай людям из Армии Спасения.
— И «Нейшнл Джиогрэфик»?
— Да! Черт бы их побрал, и «Джиогрэфик». А теперь — отойди!
— Если ты собираешься умереть, тогда тебе не понадобится битком набитый чемодан!
— Руки прочь, женщина! Смерть все-таки займет какое-то время. Неужто мне отказываться от последних удобств? Это должна была быть нежная сцена прощания. Вместо нее я получил взаимные упреки, сарказм, сомнения, и тра-ля-ля-ля-ля.
— Ну ладно, — сказала она. — Иди проведи ночку в лесу.
— Почему же обязательно в лесу?
— А куда еще человек из Иллинойса может пойти помирать?
— Н-ну, — на мгновение он задумался. — Есть еще шоссе.
— Ты предпочитаешь, чтобы тебя задавили?
— Нет, нет! — Он крепко зажмурил глаза, затем снова открыл их. — Пустые проселочные дороги, ведущие в никуда, через ночные леса, пустыню, к далеким озерам…
— А что, разве тебе не хочется нанять где-нибудь каноэ и грести, грести?.. А помнишь, как ты однажды свалился в воду и чуть было не утонул у пожарного причала?
— А кто хоть слово сказал о каноэ?
— Да ты же, ты! Твои дикари — или забыл? — уплывают таким образом в великую неизвестность.
— Так то в южных морях! Здесь же человеку необходимо самому передвигать ноги, чтобы вернуться к истокам и встретить свой естественный конец. Я могу пройти северным берегом озера Мичиган, среди дюн, волн, ветра.
— Уилли, Уилли, — прошептала она мягко, покачивая головой. — Ох ты, Уилли, Уилли мой, что же мне делать с тобой?
Он понизил голос:
— Дать мне самому распорядиться своей головой.
— Да, — сказала она тихо. — Да. На глазах ее выступили слезы.
— Ну, будет, будет, — прошептал он.
— Ох, Уилли… — Она долго-долго смотрела на мужа. — Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что это твоя смерть пришла?
Он увидел свое маленькое четкое отражение в ее зрачке и смущенно отвернулся.
— Всю ночь я думал о вселенском потоке, его отливах и приливах, которые приносят человека в этот мир и уносят его обратно. А теперь утро — и прощай.
— Прощай? — Она смотрела на него так, словно слышала это слово впервые.
Его голос был нетверд.
— Конечно, если ты так настаиваешь, Милдред…
— Нет! — Она взяла себя в руки, вытерла слезы и высморкалась. — Ты чувствуешь то, что чувствуешь. С этим я бороться не могу!