– Кэп, она удирает, – констатировал Малвери.
– Да знаю я! – прохрипел капитан.
Его раздирало между стремлением кинуться в погоню и опасением выйти из укрытия – вдруг вардийцы что-нибудь припрятали? Подсказка Малвери стала необходимым пинком. Гордость не позволяла Фрею прятаться, тем более что наемники узнали его по портретам.
– Прикройте меня! – приказал он, выскочил из-за перевернутого стола и рванул через зал.
– Головы ниже, будь вы неладны! – взревел Малвери на вардийцев. – А не то посшибаю!
Те повиновались. Мало кто решался спорить с доктором, когда он орал во всю глотку.
Дариан выскочил вслед за Ашуа в дверной проем и очутился у подножия квадратной лестничной клетки. Топот ботинок убегавшей вверх Ашуа отдавался от стен громким эхом.
Сумрачные лестничные марши змеились вокруг открытого пролета. Вечерний свет лился из узких окон несколькими этажами выше. Фрей заметил над собой какое-то движение: мелькнула рука, рыжие волосы. Ашуа остановилась, перегнулась через перила и посмотрела вниз.
– Проваливай, зараза! Нечего гоняться за мной! – завопила она и выстрелила наугад в полутьму. Фрей прижался к стене и застыл, пока ее ботинки снова не загрохотали по ступеням.
Когда он добрался до самого верха, то совсем запыхался. Здесь сильно припекало. Арочный дверной проем выводил на плоскую крышу здания. Ашуа успела довольно далеко отбежать.
– Эй! – крикнул капитан. – Мне нужно поговорить с вами!
Она резко обернулась и ехидно рассмеялась.
– Общайся с моей пушкой! – ответила она.
Шагнув назад, Ашуа вскинула револьвер. В воздухе просвистели две пули. Когда она нажала на спусковой крючок в третий раз, курок щелкнул по пустому гнезду.
Фрей постоял на лестнице, подозревая, что беглянка рассчитывала его обмануть. Ашуа начала лихорадочно нажимать на спуск – скорее в надежде на чудо, чем рассчитывая на выстрел. Потом она запихнула оружие за пояс брюк и оглянулась в поисках пути отступления.
А Дариан неторопливо вышел на открытое место. Солнце низко висело в небе чужой страны, окрашивая горизонт в кипящие оттенки красного, желтого и фиолетового. Вокруг раскинулись крыши – умопомрачительная путаница балконов и шпилей. Купола сияли золотом в вечернем свете. Вдали из моря полуразрушенных домов поднимался шестиугольный стадион. Крыши, в большинстве, оказались плоскими. На них валялось всякое барахло – сломанные стулья, разбитые ящики и тому подобный хлам. Выше были натянуты бельевые веревки. На крыше, где они находились, кто-то соорудил курятник из разнокалиберных досок и покореженных полос металла. Через все это неопрятное великолепие, окутанное давяще жарким воздухом, пролегли длинные тени.