Одетта усмехнулась про себя.
Ей нравился Саймон, она считала его достойным молодым человеком, однако «обворожительный» было последнее, что она могла сказать о нем.
В мыслях она неизменно возвращалась к графу, к тем токам, которые исходили от него, когда он был рядом, к их словесной дуэли.
«Я должна увидеть его вечером».
Ее сердце дрогнуло от этой мысли.
Почти сразу же после того, как недовольная Пенелопа уехала с отцом и мачехой в Тюильри, Одетта сменила свое простенькое домашнее платье на наряд из серебристого газа, местами только сметанный на живую нитку.
Благодарная Эмелин привела в порядок спальню леди Валмер и тотчас же покинула посольство, чтобы встретиться с друзьями.
Поэтому Одетта безбоязненно облачалась в роскошное платье и укладывала волосы в модную прическу.
Она вспомнила, что в самом начале граф принял ее за англичанку.
Теперь же, увидев себя в зеркале, она засмеялась: неужто и в самом деле его можно было убедить, что она француженка?
В своих фантазиях она всегда была французской принцессой.
Хотя в действительности куда разумнее было бы не менять национальной принадлежности или хотя бы выдать себя за шведку.
Волосы у нее были светлые, а кожа такая белоснежная, что ее никоим образом нельзя было принять за француженку.
Глаза, хотя и не голубые, а серые, не заключали в себе ничего галльского.
Затем она решила, что все это не имеет никакого значения.
Ведь что бы граф о ней ни думал, после сегодняшнего вечера они больше никогда не встретятся.
Наконец она накинула на голову серебристый шарф в тон платью и подумала, что, если б не отсутствие драгоценностей, этот наряд больше подходил бы к балу, как прошлым вечером, чем скромному teté-â-tetê.
Предстоящая встреча между тем будоражила ее, так как ей еще не приходилось обедать наедине с мужчиной, кроме отца.
Тех немногих мужчин, с которыми ей случалось разговаривать, кто не был стар или женат или интересовался только делами прихода, можно было перечесть по пальцам.
Она надела обручальное кольцо матери и обратилась к ней, как если бы мать могла услышать ее:
— Прости меня, мама, если я поступаю неправильно. Но я так счастлива, что оказалась в Париже! Если б я только сидела в посольстве, то могла бы и вовсе сюда не приезжать, а оставаться дома.
У нее было такое чувство, что мать поняла бы ее, поэтому она добавила:
— Возможно, мой поступок достоин порицания, поскольку граф как-никак родственник, но если я смогу сделать его несчастным хотя бы на пару часов, то удовлетворюсь тем, что он получит по заслугам.
Она не была уверена, что матушка одобрила бы ее план, но, как всегда, разговаривая с ней, она ощущала ее присутствие и надеялась, что материнская любовь убережет ее от опасности.