— Не пойми меня неверно, — сказал Костыль, когда Сортилеж впервые застала его на крыльце со столовым ножом: он отскребал себе пятки. — Тут, в Гордите, мне очень нравится, в основном потому, что это твоя родина, и ты её любишь, но время от времени случается какая-то… маленькая… блядская деталька…
— Они губят планету, — согласилась она. — Хорошая новость здесь в том, что, как и у любого живого существа, у Земли тоже есть своя иммунная система, и рано или поздно она примется отторгать болезнетворных агентов, вроде нефтяной промышленности. Есть надежда, что это произойдёт раньше, чем с нами станется то же, что с Атлантидой и Лемурией.
Её учитель Вехи Фэрфилд верил, что обе империи затонули из-за того, что Земля не могла принять достигнутых ими уровней токсичности.
— Вехи нормальный, — сказал теперь Костыль Доку, — хотя кислотой закидывается и впрямь очень много.
— Помогает ему видеть, — пояснила Сортилеж.
Вехи не просто «торчал» по ЛСД — кислота была той средой, в которой он купался и чьи волны временами седлал. Ему она доставлялась, возможно — особым трубопроводом, из каньона Лагуна, непосредственно из лабораторий пост-Ауслиевой психоделической мафии, которая в те дни, люди верили, там действовала. В ходе систематических экскурсионных закидонов он нарыл себе духовного проводника по имени Камукеа, лемуро-гавайского полубога, жившего на заре тихоокеанской истории, который много веков назад служил каким-то священным бюрократом на затерянном континенте, что ныне покоился под толщей Тихого океана.
— И если кто и сможет связать тебя с Шастой Фей, — сказала Сортилеж, — то Вехи.
— Ладно тебе, Леж, ты же знаешь, у нас с ним сложились чудные отношения…
— Ну, он считает, что ты его старательно избегаешь, и не может понять, из-за чего.
— Просто. Правило номер один в Кодексе Торчков? Никогда ни за что не подсаживай никого…
— Но он же сказал тебе, что это кислота.
— Нет, он сказал, что это «Особая Партия «Бургомистра»».
— Так это оно и значит, «Особая Партия», он так говорит.
— Ты это знаешь, он это знает… — К сему моменту они уже были на эспланаде, направлялись к Вехи.
Вольным был тот приход, на который его подсадил Вехи своей волшебной пивной банкой, или же не, Док всегда надеялся, что со временем о нём забудет. Но не вышло.
Всё явно началось где-то 3 миллиарда лет назад на планете в системе двойной звезды довольно далеко от Земли. Дока тогда звали как-то вроде Кскъкъ, и он из-за двух солнц и того, как они вставали и садились, трубил довольно причудливые смены — прибирал за целой лабой жрецов-учёных, которые изобретали всякие штуки в гигантском заведении, которое раньше было горой чистого осмия. Однажды он услыхал какой-то шум из полузапретного коридора и пошёл поглядеть. Обыкновенно степенный и прилежный персонал бегал взад-вперёд в безудержном ликованье. «Получилось!» — орали они. Один схватил Дока — вообще-то теперь Кскъкъ. «Вот он! Идеальный подопытный!» Не успев ничего сообразить, тот уже подмахивал какие-то расписки и облачался в классический, как ему вскоре станет ясно, прикид хиппи с планеты Земля; его подвели к причудливо мерцающей камере, в которой маниакально и сразу в нескольких измерениях повторялась мозаика мотивов из «Песенок с приветом» — на зримо слышимых, однако неназываемых призрачных частотах… Тем временем лабораторная публика объясняла ему, что они только что изобрели межгалактические путешествия во времени, и его сейчас отправят через всю вселенную и, быть может, на 3 миллиарда лет в будущее. «А, и вот ещё что, — перед тем, как перебросить последний переключатель, — вселенная? она, типа, это — расширяется? Поэтому как доберёшься до места, всё остальное будет весить столько же, но по размеру больше? ну там молекулы дальше друг от друга? кроме тебя — сам ты останешься того же размера и плотности. В смысле, на фут короче всех остальных, но гораздо компактнее. Типа, прочный такой?»