— Когда же нужно поворачивать? В смысле, значит, назад?
— В том-то вся и штука, что никто не знает. Но как-то нужно не прозевать момент! Потому как шанс порой выпадает один-единственный! — полковник с яростным азартом взглянул на собеседника. — Зрить в оба, подгадать тот годик, когда сознание не устало еще от бесчисленных тупиков, а душа не съежилась от кручин.
— Не слишком ясно.
— А ясно и не должно быть. Все наше будущее в сущности пасмурно и спрятано за облаками. Но это и славно! Жизнь — не трагедия, а всего лишь цепочка препятствий. Одолевай, если сможешь. А смочь ты обязан. Таков жизненный кодекс! За муки да награда, за леность да затрещина!
— А как же цель? А главный жизненный смысл?
— А они, Валентин, повсюду. Их нет в явном виде, но в неявном они и впрямь вездесущи. Только выбравшись из плоскости лабиринта, — полковник постучал согнутым пальцем по лбу, — можно понять, что это все значит. Или принять, что более верно. Земноводные способны жить в двух мирах, наделенные разумом — в десяти. Чего ж мы коптим одно-единственное небушко?
— Не нырнув, не достанешь дна!
— Согласен. Но суть ведь не в том, чтобы достать. Ныряй — и уже что-то получится. Пусть болтают, что в одну реку дважды не входят, однако попробовать всегда стоит. Даже для того, чтобы лишний раз подтвердить правило.
Полковник замолчал, и Валентин, шумно вздохнуВ, неожиданно для себя выпалил:
— А может, вы не ныряльщик? Может, кто другой?
Глаза полковника глянули на него пристально и непонятно. На секунду вдохновенный блеск оратора из них исчез, и проступило нечто иное — скорее из категории жесткого излучения.
— Ты это о чем?
— Да так… К слову пришлось. Помнится, вы толковали что-то о величественной роли ассенизаторов.
— Правильно толковал. Дерьмо, милый мой, тоже периодически откачивают. Иначе захлебнемся. Впрочем, уже захлебываемся… — Константин Николаевич кивнул на дельтоплан. — Ладно, давай-ка двигаться! А то весь ветер упустим. Вон до того бугорка…
Валентин двумя руками ухватился за гнутую трапецию, рывком взгромоздил на саднящую шею. Позвоночник отозвался тягучей болью.
— Не суди — и не судим будешь, — прокряхтел он. То ли ему хотелось позлить красноречивого собеседника, то ли сорвалось с языка первое пришедшее на ум.
— Пусть судят, возражать не буду! Потому как — по делам их да воздастся. Вот и пусть воздают, — Константин Николавевич наотмашь хлестнул прутиком по верхушке репейника — словно рубил бунтарскую головушку. Голос его оставался ровным.
— Судил людей и судить буду, за что и ответ не постесняюсь держать перед кем угодно.