Этот день он начал с посещения бани. Очередь не испортила настроения. Сидя на лавке, Леонид перелистывал зачитанного до дыр Джерома. Внутренне веселясь, он не замечал окружающего. И даже пара потертого вида старичков под шумок обошедших очередь, не вызвала обычного раздражения.
Уже перед тем, как пройти в предбанник, в одной рубахе он постоял немного на крыльце, позволяя морозу подтянуть мышцы, распестрить кожу фиолетовым пупырьем. В предвкушении близкого жара это доставляло прямо таки мазохистское наслаждение. Дальнейшее Леонид проделал более чем стремительно. Взлетев наверх, в мужское отделение, по-солдатски скинул с себя одежду и почти вбежал в парилку.
Разумеется, ЕГО баня отличалась особыми правилами, своей ухищренной технологией. То есть, лыжная шапочка, шлепанцы и веник — это он оставлял неизменным, отличие заключалось в ином. Веники он вязал смешанные, перемежая весеннюю березу с елью и пихтой, а в паузах между парными процедурами в ход шло заготовленное заранее питье. Первая парилка чистила от грязи, от солей, и, отдыхая, он отпивал из термоса медово-лимонный чай. После второй и третьей — в ход шла исключительно родниковая вода. И лишь под самый занавес допускались травяные отвары. После всего этого, еще не прикоснувшись к мылу, кожа начинала поскрипывать от малейшего прикосновения, на деле доказывая, что первородная чистота — такая же правда, как первородный грех. Кульминация однако начиналась в конце, когда, прогревшись в последний раз, он приступал к обливанию. Без этого — бани себе Леонид не мыслил. Пять или шесть тазиков ледяной воды, медлительно выливаемые на грудь и спину, доводили до судорог, до нутряного трепета. Кожа натягивалась как на барабане, тело наполнялось молодым звоном, и просыпалось вздорное желание кувыркаться и бегать, может быть, даже летать. На какое-то время без всякой помощи уэлсовских машин он молодел и возвращался в детство. Если бы позволяли приличия, Леонид с удовольствием отправлялся бы домой нагишом. Организм требовал свежего воздуха и ветра, откровенно насмехаясь над холодом, над теми, кто кутал потные распаренные телеса в шерстяные одежки. Простуда после подобных процедур превращалась в нечто невозможное.
Имелись, впрочем, и свои минусы. Обоняние, которое удивительным образом обострялось, начинало доставлять хлопоты, ибо вместо хвойных ароматов носу предлагались городские миазмы. И конечно, приходилось облачаться в трикотаж, в джинсовую ткань, что отторгалось порозовевшей кожей, как немыслимое святотатство. Руками в парное молоко не лазят, а он лез, потому что лезли все и так было положено. Оттого не затянулось и нынешнее его «послебанное» блаженство. Машины проносящиеся мимо, обдавали смердящим дыханием, а попытка отдохнуть в ближайшем парке не увенчалась успехом. Присев на скамью в уютной аллейке, он тотчас уловил аромат близкого трупного разложения. Кошка, собака или человек — это было уже не столь важно. Блаженствовать по соседству с загубленной душой невозможно, и Леонид раздраженно поднялся. Рай не бывает вечным, и НЕЧТО вновь указующим перстом обращало его внимание на сугубо земное. К подобным вещам он тоже научился прислушиваться. Так и возникла идея навестить Клеста. Время приспело, Олег наверняка ждал от него весточки.