— Со своими детьми ты сможешь поступать, как захочешь, а мои внуки молиться в церкви не будут. Жить в мире — значит жить среди своих. Евреи пусть живут с евреями, католики — с католиками.
— Но зачем уезжать? Евреем можно быть и во Франции.
— Будь я китайцем, жил бы в Китае, и это было бы правильно, разве нет?
— Согласен.
— Я — еврей, и я уезжаю в Израиль. Все просто. Ты — француз и католик, тебе там делать нечего, что не мешает нам быть друзьями. Но каждый должен жить на исторической родине. Я рад, что вы с моей дочерью больше не встречаетесь. Ничем хорошим ваши отношения закончиться не могли.
— Не думаю, что Камилла хочет ехать.
— Я никого не принуждаю. Мои дети свободны. Скажи она, что хочет остаться во Франции, я поселил бы ее у моего брата в Монтрейе. Камилла хочет отправиться в Израиль потому, что там ее родина, и потому, что семья — это ее алия.[185] Мы едины, как пальцы одной руки. Кстати, родителям известны твои намерения? Они дадут разрешение на выезд из Франции?
— Нет.
— Впрочем, это не важно, я бы все равно не взял тебя с собой. Ты молод, Мишель, наслаждайся жизнью. Девушек на свете много. А мою дочь оставь в покое, договорились? Я тебя не гоню, но мне нужно сложить еще две коробки. Вот, возьми еще печенья на дорожку. И продолжай писать стихи, ты действительно очень способный.
Я оказался на улице с пакетом печенья в руке. Папаша Толедано был силен и мог любого обвести вокруг пальца. Уходя, я даже сказал: «Спасибо, мсье». Мне было не под силу сражаться с человеком, который читает стихи с акцентом уроженца Баб-эль-Уэда и угощает гостя кофе с бисквитами. Чтобы иметь хоть малейший шанс победить отца Камиллы в споре, требовались огромные познания в диалектике или большой стаж пребывания в компартии. Настоящей. Одной из тех, что действуют по ту сторону стены.
* * *
Два часа спустя я входил в «Бальто». Владимир раздавал нераспроданные продукты. В меню в этот день были жареные цыплята — четыре штуки, разрезанные на куски, слоеные пирожки с грибами, миндальные пирожные, пироги с мясом, ватрушки, яйца в желе, говяжьи губы, ломти ветчины и мортаделлы.[186] Каждый получал свою долю продуктов на две-три трапезы.
— Хочешь чего-нибудь, Мишель?
— Спасибо, Владимир, не хочу.
— Есть рисовый пудинг.
— У меня нет аппетита.
— Может, сыграем? — предложил Игорь.
— Не хочется.
— Что случилось?
— Возникла небольшая проблема. Мне нужно с тобой посоветоваться.
Это была грубейшая ошибка. В свое оправдание могу сказать одно: я тогда был совсем зеленым. Мне следовало трижды подумать, прежде чем открывать рот и прилюдно интересоваться мнением Игоря. Леонид, Владимир, Павел, Имре, Томаш и Грегориос (и не только они!) тоже захотели высказаться, и я не мог нанести им смертельную обиду, уединившись с Игорем. Разве члены клуба не должны помогать друг другу? Мы расселись вокруг банкетки в ресторане, Леонид заказал две бутылки клерета, и я им все рассказал. Почти все. Описал последние события. Они слушали, закусывая игристое вино бисквитами. Когда я закончил, их лица выражали задумчивость.