Пара часов в самолете против нескольких дней в раздолбанной колымаге… Второй вариант
мне ничуть не улыбался, но Денни испытывал странную привязанность к своему драндулету
и не захотел его бросить. Я полагала, что иметь машину в Сиэтле неплохо, но дулась добрых
полдня. В итоге Денни превратил путешествие в такую забаву, что повода для жалоб не
осталось, и, конечно, предпринял всяческие меры, чтобы сделать свой автомобиль удобным.
Приятные воспоминания о паре остановок на нашем пути сохранятся у меня на всю жизнь.
При этой мысли я расплылась в улыбке и закусила губу, вновь взволнованная
перспективой свить собственное гнездо. Поездка вышла веселой и полной радостных
моментов, и все-таки мы без устали катили вперед. Я была счастлива, но смертельно устала.
И, хотя Денни ухитрился сделать свою машину на удивление уютной, она все же оставалась
машиной, а я мечтала о постели. Моя улыбка сменилась вздохом облегчения, когда перед
нами наконец воссияли огни Сиэтла.
Денни спросил дорогу, и мы без труда нашли бар «У Пита». Ему удалось отыскать
свободное место на забитой по случаю пятницы парковке, и он ловко вписался в проем. Едва
затих мотор, я буквально вылетела из машины и потянулась что было сил. Денни
усмехнулся, но сделал то же самое. Взявшись за руки, мы зашагали к входу. Мы прибыли
позже, чем рассчитывали: группа уже играла, и мы двигались в волнах музыки. Оказавшись
внутри, Денни быстро оглядел помещение. Он указал на здоровяка, прислонившегося к стене
и наблюдавшего за публикой, которая большей частью взирала на группу, и мы начали
пробираться к нему сквозь толпу.
По пути я взглянула на сцену, где выступали четверо ребят. Все выглядели моими
ровесниками, чуть старше двадцати. Они играли быстрый, заводной рок, и голос певца
идеально соответствовал стилю – грубый, но очень сексуальный. «Да они крутые», –
подумала я, пока Денни сноровисто лавировал в море ног и локтей.
Первым я волей-неволей рассмотрела солиста. Такого не проглядишь: он был
убийственно прекрасен. Жгучий взгляд сканировал толпу восторженных женщин,
сгрудившихся перед сценой. Густая грива песочного цвета волос была всклокочена. На
макушке они были длиннее, космы покороче топорщились вокруг, и он взъерошивал их
волшебным движением. «Взрыв на макаронной фабрике», как сказала бы Анна. Ладно, она
выразилась бы грубее – моя сестрица бывала полной бестолочью, – но стиль и впрямь был