Предательство вообще стало главной чертой интеллигента. В 1904–1905 гг. российские студенты посылали телеграммы японскому императору: то есть во время войны русских с японцами выражали пожелания успехов и поздравляли с победами врагов Родины.
Предательство большевиков, во время мировой войны вызывавших забастовки на военных заводах, открыто проповедовавших интересы Германии и получавших от врагов Русского народа деньги, имело давние традиции.
Разврат, уголовщина, предательство — вот три кита революции. Именно так и никак иначе. Но первое, самое главное — разврат молодёжи. Отсюда человек теряет веру в Бога, охладевает к религии. Этот способ выверен веками… Иногда говорят, что словом «революция» прикрывали уголовщину. Это верно, но лишь отчасти. Если иметь в виду, что революция в целом есть разрыв всех традиционных и нравственных связей в обществе, падение религиозно-нравственных идеалов в нем, то более правильным будет сказать, что любое преступление, — кража, убийство, гнусное насилие сильного над слабым есть уже «революция», которая предлагает себя в подражание, как и любой вообще наш поступок.
Когда же общество окончательно разложилось, то уж какая там Церковь, каков Самодержавие для этих людей! Читая газеты тех лет, знакомясь с хроникой, нравами и порядками воочию видишь одно: пропаганда социалистов вызвала вал преступности не только в городе, но и в деревне. Грабежи, убийства, насилия стали повседневностью тех лет. Газеты той поры, как и сегодня, в большинстве несли яд лжи, клеветы, насмешек над самым святым для русского человека. Вполне «интеллигентные» газеты, как, скажем, кадетская «Речь», не стеснялись втаптывать в грязь такого светоча русской жизни, как недавно канонизированный Русской Православной Церковью Святой Праведный Иоанн Кронштадский. Поскольку он был членом Союза Русского Народа, то левые поспешили приписать ему даже участие в убийстве еврейского революционного деятеля Герценштейна… Грязь лилась потоками. И каждый день…
Прогнило ли Самодержавие? Самодержавие и Православие суть величайшие дары русского народа. Они не могут ни прогнить, ни быть изжиты «временем». От даров можно отказаться, это да. Можно выбросить их в грязь, следуя недобрым внушениям, можно оглупеть до того, чтобы сменить благородного, природного русского Царя на безродных политических проходимцев, садистов и убийц… Но так и надо ставить вопрос. «Церковь не сделала того и этого»… Но ведь она достояние народа, она его врач. Так сохранил ли больной своего спасителя, — спросим себя. Сохранил ли своего Вождя? И кто же виновен, что человек вместо храма идёт в кабак или публичный дом?