И вот, как раз после губермановского концерта, ближе к ночи, сидим, соображаем на троих. И в разговоре выясняется, что я забыл подарить Игорю Мироновичу свою книжку. Причем уже не одну.
— Старик, у меня вообще нет ни одной твоей книжки!
— И у меня нет, — вставляет Либединская.
— Как же вы живете? — в притворном ужасе восклицаю я.
Лидия Борисовна — без паузы, с кротким вздохом:
— Перебиваемся Пушкиным…
Блистательный джазовый пианист Игорь Бриль
…оказался впридачу и человеком с отличной реакцией.
Решил я рассказать ему анекдот:
— Знаете, — говорю, — как старый грешный еврей попадает в ад?
Игорь Михайлович секунду поразмыслил над моим вопросом и ответил:
— Еще нет.
— Что такое шестой десяток? — сформулировал как-то Геннадий Хазанов. — На улице еще оборачиваешься на крик «молодой человек», но суставы при повороте уже скрипят…
Он же заметил как-то:
— Райкин был в Благовещенском, Утесов — на Каретном… Теперь оба на Новодевичьем… Горин был на Первом Аэропортовском, теперь на Ваганьковском… Сначала переезжают учителя, потом приятели… А потом понимаешь, что какой-то маклер уже начал заниматься твоим переездом…
Приятель снял на лето дачу в бывшем кооперативе РКИ (Рабоче-Крестьянской Инспекции), созданном в лохматые советские годы. Как ни старалась центробежная сила времени, в кооперативе этом до сих пор обитают некоторые потомки советской номенклатуры.
И вот, приятель клянется, что видел на доске объявлений список неплательщиков: Брежнев, Бонч-Бруевич…
Ну да. И Глеб Кржижановский, за электроэнергию!
Эту историю рассказывал Зиновий Гердт.
На дворе стоял тридцать второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно влюбился.
Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете, молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла.
Что сказал на это шестнадцатилетний Зяма? Он сказал: «Я вас приглашаю».
— Это невозможно, — улыбнулась милая женщина. — Билетов давно нет…
— Я вас приглашаю! — настаивал Зяма.
— Хорошо, — ответила женщина. — Я приду.
Нахальство юного Зямы объяснялось дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома.
Небо услышало эти молитвы.
Зяма изложил суть дела — он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и Зямина честь в руках Мастера! Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.