— Я в плену! Феликс, меня взяли в плен! Здесь кербер!
— Слышишь, Феликс? — донёсся голос Тотигая. — Без глупостей, иначе я выдерну этому очкарику позвоночник из спины.
— Спокойно, нападение на вас было ошибкой! — сказал кто-то, очевидно Феликс, и я тут же навёл винтовку в ту сторону. — Мы не хотим вам зла.
— Именно поэтому один из нас и схлопотал пулю, да? — спросил я.
— У нас тоже убитый и двое раненых! И одного держит под контролем ваш кербер. Чего вам ещё? Давайте кончать.
— Сперва покажись, — предложил я.
— И ты меня убьёшь.
— Я всё равно знаю, где ты, и уже мог бы выстрелить. Выйди на открытое место, иначе примирение не состоится. Мне тоже нужно выйти, чтобы посмотреть, что с другом.
Долго стояла тишина. Потом Феликс сказал:
— Ну всё, вышел.
— Ты вышел куда-то не туда, — возразил я. — Не вижу тебя.
— Я вижу, — сказал Бобел. Выходило, что он сзади меня и чуть справа. — И я знаю, где ещё один.
Мог бы спорить, что и Орекс вычислил по меньшей мере одного, хотя и не спешил обнаруживать ни себя, ни свою осведомлённость. Мне оставалось только идти к Генке, уповая на то, что умники не станут менять своего предводителя на какого-то трофейщика, но я ещё дождался подтверждения от Тотигая.
— Похоже, Феликс не врёт, Элф, — сказал он. — Очкарик говорит, что они хотели прижать нас на открытом месте возле Геагамы и заставить отдать Книгу. Они планировали обойтись без жертв. Убивать Генку никто не собирался. Очкарик лишь наблюдал за ним через оптический прицел и случайно нажал на спуск. Если ему верить, так они вообще с ним давние знакомые.
Высказав сквозь зубы своё мнение о людях, забывающих ставить оружие на предохранитель, я вышел из укрытия и двинулся к Генке, надеясь, что больше ни у кого палец судорогой не сведёт.
Генке было ничем не помочь, я это понял сразу. После выстрела он упал лицом вниз, теперь повернулся на спину, и взгляд у него был как у человека, которому вот-вот наденут на голову мешок, а на шею — верёвку.
— Прости Элф… — прохрипел он. — Я не хотел…
Вся грудь у него была в крови, кровь просачивалась между пальцами руки, которую он прижимал к ране, кровь вытекала изо рта, когда он говорил, смешиваясь со слюной и пузырясь красной пеной.
Не в моих обычаях попрекать человека, который уже одной ногой в могиле, поэтому я только сказал:
— Ты молчи, Гена. Тебе лучше не напрягаться.
— Мне сейчас ничего не лучше… Никто из наших не пострадал?
— Каких… — начал я и осёкся. Хотел спросить, каких «наших» он имеет в виду и кого считает за своих, но, слава богу, сдержался. Однако Генка всё равно понял.