— Он заснул.
Голос Калеба задевает за живое. Я поворачиваюсь, скрестив руки на груди. Не слишком ли оборонительная поза? Опускаю руки вниз.
— Я… я рада, что ты дома.
— Правда?
Его лицо ничего не выражает. Калеб выходит из полутьмы и направляется ко мне. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки, но между нами целая вселенная.
Я знаю каждую морщинку на его лице. Ту, что появилась в первый год нашего брака, — он слишком часто смеялся. Ту, что родилась от беспокойства в год, когда он уволился из подрядной компании и начал собственное дело. Ту, что образовалась оттого, что он слишком сосредоточивался на Натаниэле, когда наш сын делал первые шаги и произносил первые слова. Горло сжимает, как в тисках, и все извинения горьким комом стоят в животе. Мы были слишком наивны и верили, что непобедимы, что можем вслепую мчаться по крутым жизненным поворотам на невероятной скорости и не разбиться.
— Ох, Калеб, — сквозь слезы говорю я, — все это… такого не могло случиться с нами.
Он тоже плачет. Мы цепляемся друг за друга, заполняя своей болью пустоты и изломы друг друга.
— Он сделал это. Он сделал это с нашим сыном!
Калеб сжимает в ладонях мое лицо:
— Мы справимся. Мы сделаем все, чтобы Натаниэль поправился. — Но в конце его утверждения прячется еле различимый вопрос. — Нас трое, Нина, — шепчет он. — Мы вместе.
— Вместе, — повторяю я и прижимаюсь губами к его шее. — Калеб, прости меня.
— Тс-с…
— Я не… я…
Он прерывает мои извинения поцелуем. Его поступок заставляет меня замолчать — такого я не ожидала. Потом я хватаюсь за ворот его рубашки и отвечаю на поцелуй. Целую его от всего сердца, целую так, чтобы он не чувствовал медный привкус сожаления.
Вместе.
Мы безжалостно раздеваем друг друга: рвем вещи, с треском отдираем пуговицы, которые закатываются под диван, как наши тайны. Нас охватывает злость — злость на то, что это случилось с нашим сыном, на то, что нельзя повернуть время вспять. Впервые за эти дни я могу выплеснуть гнев. Я обрушиваю его на Калеба и сразу понимаю, что он делает то же самое. Мы царапаемся и кусаемся, а потом Калеб бережно укладывает меня навзничь. Наши взгляды встречаются, когда он входит в меня, и каждый боится моргнуть. Мое тело вспоминает, что значит быть наполненной любовью, а не отчаяньем.
Последнее дело, над которым мы работали с Моникой Лафлам, не увенчалось успехом. Она прислала мне отчет, в котором сообщалось, что ей позвонила некая миссис Грейди. Якобы ее семилетний сын Эли, после того как вылез из ванны, схватил полотенце с Микки Маусом и начал изображать половой акт, а потом сказал, что к нему приставал отчим. Мальчика отвезли в медицинский центр в Мэне, но следов насилия обнаружено не было. А еще Эли страдал от расстройства, называемого оппозиционно-вызывающим поведением.