Он кивает и берет меня за руку. Мы идем по коридорам, по которым мне в полицейском участке Биддефорда еще не доводилось ходить, и наконец оказываемся в глубине здания, в комнатке не больше чулана. Свет здесь выключен, экран компьютера мерцает зеленым, а за клавиатурой сидит прыщавый юноша с горстью чипсов.
— Парень… — приветствует он Патрика.
Я тоже поворачиваюсь к Патрику:
— Ты шутишь?
— Нина, это Эмилио, он помогает нам с распечатками. Он компьютерный гений.
Патрик слоняется над Эмилио и нажимает клавишу. На экране появляются десять фотографий. Одна из них — отца Шишинского.
Я наклоняюсь, чтобы лучше видеть. Ни в глазах священника, ни в его легкой улыбке нет и намека на то, что он способен на подобную гадость. Половина людей на снимках одета в ризы священников, вторая половина — в стандартные комбинезоны местной тюрьмы. Патрик пожимает плечами.
— Я нашел снимок Шишинского только в пасторском воротничке. Поэтому пришлось преступников тоже нарядить священниками. В этом случае позже, после того как Натаниэль назовет обидчика, не возникнет никаких вопросов.
Он говорит это так, как будто вопросы обязательно возникнут. За это я его и обожаю. Мы наблюдаем, как Эмилио накладывает воротничок на снимок головореза с пропитым лицом.
— Есть минутка? — спрашивает Патрик и, когда я киваю, выводит меня из этого импровизированного кабинета через боковую дверь во двор.
Там стоит стол для пикника, висит бейсбольное кольцо, а вокруг высокий забор из сетки-рабицы.
— Ладно, — говорю я, — что случилось?
— Ничего.
— Если ничего не случилось, мы могли бы поговорить и в присутствии твоего хакера.
Патрик садится на скамью перед столом для пикника.
— Речь идет об опознании.
— Я так и поняла.
— Прекрати!
Патрик ждет, пока я усядусь, потом смотрит мне в глаза. Этот долгий пристальный взгляд… Именно эти глаза — первое, что я увидела, когда пришла в себя после того, как Патрик попал мне в голову бейсбольным мячом во время матча Малой лиги. Именно эти глаза служили мне опорой, когда в шестнадцать я ехала на подъемнике на Сахарную Голову, хотя очень боюсь высоты. Почти всю мою жизнь они убеждали меня, что я поступаю правильно в те мгновения, когда я не в силах была отвечать.
— Ты должна кое-что понять, Нина, — говорит Патрик. — Даже если Натаниэль укажет на фотографию Шишинского… это не очень убедительный аргумент. Пятилетний ребенок не может в полной мере понять процедуру опознания. Он может указать на любое знакомое лицо. Он может указать на кого угодно, только чтобы мы оставили его в покое.
— Неужели ты думаешь, что я этого не знаю?