— Ты думаешь только об одном: как добиться обвинительного приговора. Мы не можем заставить его пройти процедуру опознания только потому, что ты хочешь, чтобы дело двигалось быстрее. Вот что я пытаюсь тебе сказать. Через неделю Натаниэль, возможно, заговорит. Может, даже завтра. В итоге он сможет назвать имя преступника, а это будет уже более весомым обвинением.
Я подаюсь вперед и хватаюсь за голову:
— А что прикажешь делать мне? Позволить ему выступить в качестве свидетеля?
— Так работает система.
— Только не в том случае, когда пострадавший — мой сын, — отрезаю я.
Патрик касается моей руки.
— Нина, без показаний Натаниэля против Шишинского у нас не будет дела. — Он качает головой, уверенный, что мне даже в голову эта мысль не приходила.
Но я еще никогда в жизни не была так уверена. Я пойду на все, чтобы уберечь сына от дачи свидетельских показаний.
— Ты прав, — отвечаю я Патрику. — Именно поэтому я рассчитываю на тебя. Ты поможешь мне заставить священника во всем признаться.
Я направляюсь с церковь Святой Анны, даже не сразу осознав, куда еду. Останавливаюсь у церкви, выхожу из машины, на цыпочках обхожу здание, чтобы зайти с черного хода. Здесь, примыкая к главному зданию, находится жилище приходского священника. Кроссовки оставляют следы на снегу — тропинку человека-невидимки.
Если я вскарабкаюсь на край водосточной канавы, то смогу заглянуть в окно. Это квартира отца Шишинского, его гостиная. Вон стоит чашка, чайный пакетик высыхает на приставном столике. На диване лежит раскрытая книга. Том Клэнси
>[4]. Вокруг подарки от паствы: вытканный вручную ковер, деревянная подставка для Библии, детский рисунок в рамочке. Все эти люди тоже верили ему, я оказалась не единственной простофилей.
Я не знаю, чего жду. Но, стоя здесь, я вспоминаю день до того, как Натаниэль перестал разговаривать, тогда мы последний раз посетили вместе службу. Устраивали прием для двух священников, которые приехали в церковь Святой Анны с визитом. Над накрытыми столами висел плакат, на котором было написано: «Счастливого возвращения домой». Вспоминаю, что в то утро кофе был с привкусом ореха. Съели все присыпанные сахаром пончики, не оставив ничего Натаниэлю, хотя он хотел их попробовать. Помню, я разговаривала с парой, которую не видела уже несколько месяцев, и увидела, как другие дети спускаются за отцом Шишинским послушать очередную сказку.
— Иди и ты, Натаниэль.
Он прятался за мной, цеплялся за ноги. Я слегка подтолкнула его, чтобы он присоединился к остальным.
Я сама подтолкнула его к этому…