— Насколько я понимаю, — холодно произнесла Эрика, — вам не придется никого убивать. Возможно, я немного ошибусь, но главная ваша функция будет состоять в защите меня от посягательства злых сил, которых на Востоке с избытком.
— Я смогу справиться и с этой функцией, — проговорил он, — если в полной мере возьму на себя роль вашего защитника.
И, бросив куклу и нож обратно в карман, он внезапно потянулся к ней.
Но Эрика, казалось, ожидала именно такого развития событий. Едва заметным движением она извлекла из просторного рукава своего платья кинжал с рукоятью, украшенной драгоценными камнями, и мигом приставила его к горлу герра Брауна.
— На вашем месте я бы постаралась всегда помнить о своем положении. — Ее голос вдруг сделался почти приторным. — Я плохо переношу фамильярности, особенно со стороны людей, которых считаю своими подчиненными.
Райнхардт Браун кипел от злости. Он был в совершенно беспомощном состоянии.
— Правильно ли я полагаю, что мы теперь понимаем друг друга? — строго спросила Эрика, по-прежнему держа нож под его горлом.
— О, конечно, фройляйн баронесса, — кротко промямлил он.
Умиротворенно улыбаясь, как будто бы ничего из ряда вон выходящего не случилось, она отвела руку от его горла, и лезвие ножа исчезло в том же рукаве, из которого только что явилось.
Браун теперь безропотно вошел в роль слуги. Он поднялся на ноги, прищелкнул каблуками и отвесил церемонный поклон.
— Лакейская ливрея появится у меня в ближайшее время, фройляйн баронесса, — сказал он, — и я полностью буду в вашем распоряжении. Я буду сообщать о своих приготовлениях ежедневно.
— Хорошо, — сказала она, — не стоит появляться здесь раньше полуночи. Я ложусь спать поздно.
Он поклонился еще раз и удалился из дома.
Она достала из-за пояса кошелек, высыпала монеты на маленький столик-секретер и осторожно пересчитала. Ей приятно было отметить, что она ошиблась в расчетах всего на несколько марок. Поместив деньги в сейф за небольшой картиной, Эрика вернулась к столу, обмакнула гусиное перо в чернильницу и стала писать на квадратном листе тяжелого надушенного пергамента.
Дорогая Элизабет,
У меня возникла необходимость по одному семейному делу вскоре приехать в Лондон, и я тут же подумала о тебе. Как было бы замечательно увидеться снова!
Яванский слуга-телохранитель стоял на краю рощицы в буйно цветущем саду при особняке, возвышавшемся над местностью в окрестностях Джакарты, и кивал головой, глядя, как маленький евразийский мальчик посылает один за другим ножи в мишень, висевшую на дереве в двадцати футах от него. Метание легковесных индонезийский ножей особой конструкции было настоящим искусством, но Дэвид Бойнтон, по всей видимости, овладел им без большого труда. После того как он поразил внешние контуры мишени пять раз кряду, слуга, один из немногих работников Толстого Голландца, владевший английским языком, объявил о временном перерыве: