— Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница — «торричеллиева пустота».
— Зачем же тут все эти книжки?
— Отцовские.
— Вот как… А мне показалось — мы родственные души.
— Родственные? Уволь! Порхать где-то там? — Она подняла пальчик к потолку.
Опять — вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель…
Отец укладывает в чемодан шахматную доску… Он уходит навсегда. Дочь так и не успела по-настоящему узнать его, а ведь он любил маленькую Марию… Он построил для нее этот пряничный домик.
Взгляд упал на голые ноги летчика. Гладкие, не волосатые. Не страшные. Но разглядывать их неприлично.
— Накройся. Простудишься.
А он не сводит глаз с ее плеч. И это тоже неприлично. Маша поднимает с пола брезентовую ветровку, но Иоанн останавливает ее:
— А ты не накрывайся. По крайней мере, этим бронежилетом.
— Почему?
— Это кощунство. Брезент и ты — две вещи несовместимые.
— Комплимент?
— Вот еще! Святая правда!
— А если мне холодно?
— Найди что-нибудь другое.
Легко сказать! Маша обвела взглядом дощатые стены с вбитыми гвоздиками, на которых был развешан весь ее скудный гардероб. Она и вообще-то не могла похвастаться большим количеством туалетов, а сюда, на дачу, привезла все самое старенькое. Не красоваться здесь собиралась, а возиться в земле. Вот этот цветастый сарафанчик, что сейчас на ней, — самый изысканный из всех нарядов. Остальное — либо изношено, либо вышло из моды.
— Что же ты? — напомнил Иоанн. — Накинь шаль какую-нибудь. Тебе пойдет кружевная шаль.
— У меня нет… здесь. Не взяла из Москвы.
Будут лишние деньги — она обязательно приобретет себе такую: огромную, с кистями. Только где их взять, лишние-то? И так они с мамой едва сводят концы с концами.
Кружевная шаль… Какое баловство… В голову почему-то лезли строчки дурацкого романса, где-то случайно услышанного:
Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей,
Ему б сорвать с меня фисташковую шаль.
Зачем, скажи, зачем мы время потеряли?
И я ему вчера
Не отдалась.
Как жаль!
Однако действительно становилось зябко.
По простоте душевной, совершенно без задней мысли, Мария нашла такой выход из положения, которому позавидовала бы самая искусная кокетка.
Она распустила косу!
Золотистые волосы, густые и длинные, окутали тело, точно сверкающий водопад. Они струились почти до колен, согревая и укрывая. И они делали Машу прекрасной и загадочной, только сама она этого не понимала.
Иоанн был потрясен.
— Святая Инесса! — невольно прошептал он.
— Что? — испугалась девушка. Неужели он опять бредит, перечисляя имена отсутствующих женщин? Сначала была Ева, теперь — Инесса. Одна из них точно его жена… и это ужасно.