— Чтобы смолой не пахло, — подмигнул он Климу.
— Неужели дерево будем есть?
Как ни голоден был Клим, он не мог себе представить, что можно питаться корой.
— Чудо ты! — усмехнулся сержант. — Не дерево, а лепешки!
Когда кора хорошенько выварилась, он велел просушить ее на огне.
— Гляди, чтоб не подгорела. Хрупкой станет — снимай. Придет Закир, растолчете между камнями. Вернусь — блинами вас угощу. (На ночь Потапов всегда уходил к «Пятачку-ветродую» сам.)
Чуть ли не до зари Клим и Османов толкли в порошок съежившуюся от жара кору.
— Ящериц ел, траву ел, дерево никогда не ел, — бормотал Закир.
Наутро сержант замешал на теплой воде светло-коричневую кедровую муку, замесил и раскатал на плоском камне тесто. Потом нашлепал из катышков тонкие лепешки и поджарил их на медленном огне.
— Жаль, маслица со сметанкой нет, — причмокнул он губами, протягивая Климу первый «блин».
Клим с жадностью схватил лепешку, откусил половину и чуть было тотчас же не выплюнул — такая горечь опалила рот.
А Потапов жевал свою лепешку с таким аппетитом, словно это и впрямь был пышный, ноздреватый блин из первосортной пшеничной муки.
Морщась от горечи, Клим съел две лепешки. Острое ощущение голода притупилось, и он потянулся было за третьей, но Потапов остановил его:
— Хватит, милок! Закиру оставь…
И не только лепешки из кедровой коры пришлось есть в кажущиеся бесконечными долгие зимние месяцы. Потапов научил товарищей, как готовить из прожаренных кедровых шишек запеканку и даже студень, сваренный из оленьего мха. И все он делал не торопясь, с шутками-прибаутками, будто всю жизнь только этим и занимался.
— Сегодня, братки, как-нибудь, а завтра с блинами, — улыбался он то Закиру, то Климу — всем вместе им бывать не приходилось: кто-то из них всегда был на границе у Большой зарубки.
3
С час, если не больше, добирался Клим от «Пятачка-ветродуя» до площадки «Здравствуй и прощай». Хорошо еще, что днем не было очередного снегопада.
Откинув полог, прикрывавший вход в чум, он прополз внутрь. Пахнуло теплом, в нос ударил перемешанный с дымом запах мяса. Только сейчас окончательно поверилось, что сержант сказал правду.
Закир сидел у окруженного земляным валиком пылающего очага и, обхватив руками колени, тихонько раскачивался. Над очагом висел котелок, в котором бурлил суп, распространяя дразнящий, самый лучший, самый желанный в мире аромат.
Сбросив движением плеча автомат, скинув шапку-ушанку, торопливо стянув меховые рукавицы, Клим пробормотал словно в лихорадке:
— Барана убили?
— Отдыхай, дорогой, кушай, пожалуйста! — сказал Закир, помогая товарищу снять полушубок.