С ощущением дежавю, повторяющегося кошмара, он стремительно повернулся.
У кровати стоял человек.
Юн задохнулся, когда клыки смертельного страха вонзились в плоть, вгрызлись до костей. Он был на все сто процентов уверен, что этот человек желает его смерти.
— Stigla sam, — сказал пришелец.
Юн знал не очень много хорватских слов, но кой-чего все-таки нахватался в Вуковаре, достаточно, чтобы понять: «Я здесь».
— Ты всегда был одиночкой, Харри?
— Пожалуй.
— Почему?
Харри пожал плечами:
— Я никогда не отличался особой общительностью.
— И всё?
Харри выпустил к потолку колечко дыма, чувствуя, как Мартина обнюхивает его свитер и шею. Они лежали в спальне на кровати, она под периной, он на перине.
— Бьярне Мёллер, мой бывший начальник, говорит, что такие, как я, выбирают путь наибольшего сопротивления. По его словам, все дело в нашей «окаянной натуре». Поэтому в итоге мы всегда остаемся в одиночестве. Не знаю. Я люблю быть один. И возможно, мало-помалу полюбил себя в образе одиночки. А как насчет тебя?
— Лучше ты рассказывай.
— Почему?
— Не знаю. Мне нравится слушать, как ты говоришь. Интересно, как можно любить себя в образе одиночки?
Харри глубоко затянулся. Задержал выдох, думая, как было бы здорово, если б он умел выдуть из дыма фигуры, которые бы все объяснили. Потом все-таки выдохнул и хрипло прошептал:
— По-моему, необходимо найти в себе что-нибудь достойное любви, иначе не выжить. Кое-кто говорит, одиночество асоциально и эгоистично. Зато ты независим и никого не потянешь за собой, если пойдешь на дно. Многие боятся одиночества. А меня оно делало свободным, сильным и неуязвимым.
— Сильным? Одиночество?
— Да. Как говорил доктор Стокман: «Самый сильный человек на свете — это тот, кто наиболее одинок!»>[53]
— Сперва Зюскинд, теперь Ибсен?
Харри фыркнул.
— Эти строки обычно цитировал мой отец. — И со вздохом добавил: — Когда мама была жива.
— Ты сказал: делало тебя неуязвимым. А теперь уже нет?
Пепел сигареты упал на грудь, но Харри не стал его смахивать.
— Я встретил Ракель и… Олега. Они привязали меня к себе. И я вдруг осознал, что и в моей жизни есть другие люди. И они нужны мне. — Харри снова затянулся, огонек сигареты ярко вспыхнул. — Хуже того, возможно, и я нужен им.
— Ты потерял свободу?
— Да. Да, я потерял Свободу.
Оба лежали, молча глядя в темноту.
Мартина ткнулась носом ему в плечо.
— Ты очень их любишь, правда?
— Правда. — Харри притянул ее к себе. — Я их люблю.
Когда она заснула, Харри тихонько встал, укутал ее периной. Взглянул на ее часы. Ровно два ночи. Вышел в коридор, надел сапоги, отпер дверь и вышел в звездную ночь. По дороге в уборную присматривался к следам, пытаясь припомнить, шел ли снег с воскресного утра.