Сейчас Наташа примеряет то, что наденет в момент бегства. Твидовую юбку. Темный жакет. Черный берет. Темные очки. Делает несколько шагов по комнате. Становится в позу перед зеркалом, словно я собираюсь ее сфотографировать: ее последний «снимок» в России. Меня охватывает то же чувство, что и в первый день, в церковном саду в Переделкино. Ощущение, что знал ее в прошлой жизни. Наташа молча ходит взад-вперед по комнате. И из какого-то далекого уголка памяти выплывает забытый мною смутный образ.
Сентябрь. Возвращаюсь в Москву рейсом «Аэрофлота» из Прибалтики, куда летал, чтоб сделать репортаж. От сидящей на два ряда впереди меня женщины исходит какое-то особое очарование. В СССР я еще никогда не встречал такую утонченную, нежную, сдержанную женщину. В аэропорту в Москве расталкиваю всех, чтобы подойти к ней и увидеть ее в лицо. Проталкиваюсь к ней, но не могу разглядеть: на голове у нее шляпа (или берет?), глаза закрывают темные очки. Очень быстро идет к выходу. Я ее догоняю. Она замечает меня. Неужели она русская? Спрашиваю, говорит ли она по-английски? «Йес», — отвечает она. Спрашиваю, не артистка ли она. «Нет», — говорит она, слегка улыбаясь и не поворачивая ко мне головы, продолжает смотреть прямо перед собой. «В таком случае, может быть, вы принцесса?» Она смеется. Потом вдруг становится серьезной и говорит: «Нет, я всего только женщина». Мы доходим до зала ожидания, ей навстречу бросается мужчина, берет у нее дорожную сумку и провожает к выходу.
Мне надо было бы спросить, как ее имя. А вдруг она ответила бы: «Наташа»? Гляжу на мою Наташу и мне хочется задать ей дурацкий вопрос: ты в сентябре ездила в Прибалтику? Тогда, значит, мы с тобой встретились в том самолете? Ты знала, кто я? Ты подобрала целую цепочку женщин, с самого начала зная, что, следуя ей, я дойду до тебя? Глупости! Чистый бред, плод моего нервного напряжения.
Мы засыпаем обнявшись. Проснувшись утром, занимаемся любовью. Ничего особенного друг другу не говорим. Уже обо всем говорено-переговорено. Только прощаясь с ней и назначая встречу на день бегства, уже на пороге двери, не могу удержаться от искушения и не добавить нечто торжественное, как того требуют обстоятельства:
— Нам это удастся, обещаю тебе.
— Я верю тебе, любовь моя. До свидания!
Не успел я выйти из подъезда, как меня тотчас охватило непреодолимое желание вернуться и увидеть ее лицо сейчас, сейчас, когда она там, у себя дома, осталась одна.
Мы условились, что Наташа проведет последний день без меня, занимаясь подготовкой к отъезду. У нее есть бумаги, которые необходимо уничтожить. Предметы, которыми ей хочется полюбоваться, которые хочется потрогать в последний раз. Возможно, ей суждено никогда больше не возвращаться в Москву, но она не может ни с кем проститься. Поэтому последние часы перед бегством она проведет в одиночестве. Это будет ее прощанием с Россией.