Следом за ними в центр зала вышел высокий гауптман; позади семенил и что-то нашептывал ему на ухо испуганный метрдотель. Наверняка он и вызвал наряд.
— Предъявите документы! — властно обратился ко мне капитан.
Бегло взглянув на офицерское удостоверение, он его вернул, затем скомандовал сидящему на полу ефрейтору:
— Встать!
Тот безуспешно попытался в очередной раз подняться, но шок от удара головой еще не прошел, и бедолагу снова повело — он в очередной раз уселся на пол.
— Нажрался, пьяная свинья! — закричал гауптман. — На офицера кинулся! Увести мерзавца!
Последняя фраза относилась уже к подчиненным — схватив танкиста под руки, двое жандармов бесцеремонно потащили того к выходу.
Что касается его однополчан, они лишь глухо зароптали — спорить с фельдполицией открыто никто не решился…
Глава 7. Разговор с Никитским
1 января 1945 года, г. Лиепая
Яковлев А.Н., агент Крот
— Не имел чести лично наблюдать ваши кульбиты, но швейцар наш в восторге, — иронично заметил Никитский, когда мы вышли из ресторана. — Между прочим, этот пройдоха успел поставить на вас десять марок!
— И что же?
— Выиграл пятьдесят!
Было около часа ночи. Старика наконец-то подменили, и я напросился к нему в гости. Мы шли уже знакомой мне дорогой, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух, и беседовали о каких-то пустяках. Никитский жаловался, что со всеми этими праздниками — сначала Рождеством (немцы и латыши отмечали его в декабре), потом Новым годом — приходилось дежурить в гардеробе больше обычного. «Все бы ничего, да ноги стали сильно уставать. Не мальчик уже…» — дважды повторил он на протяжении короткого пути до дома.
Вскоре мы сидели в его убогой комнатушке, где ничего не изменилось со времени моего прошлого визита. Даже на стол хозяин выставил миску все той же квашеной капусты да еще четвертушку серого хлеба.
— Вы уж не обессудьте: чем богаты, тем и рады, — произнес он словно в оправдание. — Питаюсь в основном на работе, при кухне. Этим и живу.
— Ничего, Валерий Николаевич! Что-нибудь придумаем — Новый год как-никак!
Я подошел к вешалке у двери и достал из карманов пальто пару банок консервов, которые захватил с собой с плавбазы. Бутылку местной водки я купил в ресторане — так что стол у нас намечался вполне приличный.
Пока я открывал консервы и резал хлеб, Никитский со сноровкой старого солдата настругал лучинки и растопил печку.
Когда мы сели и разлили по сто граммов, он на правах старшего по возрасту провозгласил:
— За Новый, 1945 год! — потом тише добавил: — За то, чтобы наступивший год стал годом окончания войны. За победу!