В конце концов мы доехали до ее улочки, уставленной домами на колесах с их флагами, молодыми деревцами, «шикарными» автомобилями, детьми и взлетавшими неподалеку самолетами. Рэй вышел из дома. Судя по всему, возвращение Бернер его обрадовало. Мы с ним пожали друг другу руки, представились. Я упомянул о брошенной нами машине. Он смутился и непонятно почему рассмеялся, о чем, вероятно, пожалел — чуть позже. Впрочем, что следует делать, он знал. Бернер совсем расклеилась и дотащиться до ступенек дома самостоятельно не могла. Рэй спросил, не хочу ли я зайти. Кофе у них всегда наготове, сказал он. Я ответил — нет, спасибо. Пообещал позвонить завтра. Когда я попрощался с обоими через открытую дверь — за ней и вправду стоял большой телевизор, показывавший все тот же футбольный матч, — Бернер обернулась, улыбнулась мне и сонно произнесла:
— Ладно, дорогой. До свиданья. Рада была снова увидеть тебя. Передай всем привет, хорошо?
— Передам, — ответил я. — Люблю тебя. Не тревожься ни о чем.
Лицо ее недовольным не было — как и надеялась наша мама.
Я вернулся в отель на оставшемся ждать меня такси. А утром улетел в Детройт.
Больше мне сказать почти и нечего. И я этому рад. Природа действительно не обделила меня памятью — так же, как не обделила ее отсутствием мою сестру Бернер. Впрочем, она была права: это и вправду было событием ее и моей жизни, поскольку началось все в нашей семье, а последствия случившегося зашли очень далеко, хоть пределов семьи так и не покинули. Через неделю после смерти Бернер, а умерла она через неделю после американского Дня благодарения 2010 года, я совершенно неожиданно для себя спросил у моих учеников: «Вас посещало когда-нибудь странное чувство, что вы сумели — непонятно как — избежать наказания?» Мы с ними снова обсуждали Гарди. «Мэра». Они недоуменно уставились на меня, понимая, что я сбился с толку и заговорил о себе. Да и я сразу сообразил, что задавать им такой вопрос не следовало, что это тревожный знак. Впрочем, один юноша, косовар, сказал: да, посещало.
Сестру я мертвой не видел. Хотя учтивый Рэй и позвонил мне в день ее смерти и в разговоре называл меня Деллом, а Бернер — Бев. Рэй сообщил, что за неделю до ее смерти они все-таки поженились. И я сказал ему, что это замечательно, и поблагодарил его. То, что я не поехал на похороны, значения не имеет, поскольку и я не считаю, что обманул ее при нашей встрече, и она поняла, что я этого не сделал. Правда, после смерти сестры меня несколько дней посещало странное чувство (раньше я его не испытывал), что отец все еще жив и ему, несказанно старому, хочется побольше узнать о ней — и даже обо мне. Я постарался отогнать от себя эту мысль и вскоре отогнал. Она была всего лишь фантазией, как-то связанной с тем, что я снова оказался покинутым. И еще: теперь мне время от времени снится сон Бернер — тот, о котором она пятьдесят лет назад написала мне из Сан-Франциско: что я кого-то убил и забыл об этом, а ныне мое преступление восстало, подобно страшному призраку, из прошлого и все о нем узнали. Мои ученики. Коллеги. Жена. Все они ужаснулись и возненавидели меня.