Вот тут-то, когда наша машина оказалась всего лишь второй перед поворотом к большим въездным воротам ярмарки, я и нашел пакет с деньгами. Нервничая, засунул левую руку в щель между подушками сиденья, а там и в прохладную пустоту за ними, и мои пальцы коснулись чего-то, что я мигом вытащил наружу. Это был набитый долларами белый бумажный конверт, на котором значилось: «НАЦИОНАЛЬНЫЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ БАНК, КРИКМОР, СЕВЕРНАЯ ДАКОТА». Я так изумился, что вскрикнул: «Ой!» — достаточно громко для того, чтобы отец взглянул на меня в зеркальце водителя. Он смотрел прямо мне в глаза, и отвести взгляд я не мог.
— Что ты увидел? — спросил он. — Кого-то сзади?
Губ его я в зеркальце не видел, только глаза, поэтому голос отца казался мне отделенным от него самого. Я подумал, что сейчас он обернется ко мне, — Бернер так и сделала. Взглянула на конверт с деньгами и мгновенно отвернулась, уставившись в ветровое стекло.
— Каких-нибудь копов паршивых углядел? — спросил отец.
— Нет, — ответил я.
Шедшие за нами машины загудели. Мы замерли ровно там, где должны были повернуть налево, к ярмарке. За ее воротами стояли на траве автомобили, за ними виднелись аттракционы парка развлечений. Маячивший у ворот помощник шерифа помахал нам — проезжайте. Еще один управлял движением машин, покидавших ярмарку. Мы мешали всем.
— Так в чем дело, черт побери? — раздраженно спросил отец, глядя в зеркальце, но не трогаясь с места.
— Пчела, — ответил я. — Меня пчела ужалила.
Ничего другого мне в голову не пришло. Конверт я уже запихал к себе в джинсы, спереди. Бернер полуобернулась ко мне, усмехнулась — так, точно я сделал что-то, чего от меня не ждали. Сердце мое колотилось. Не знаю, почему я не сказал: «Я тут кучу денег нашел. Откуда они?» — а повел себя так, точно эти деньги украл я или кто-то еще, но мне нельзя допустить, чтобы меня с ними поймали, а если они исчезнут из виду, то их вроде как и не будет совсем.
— Проклятые копы, — сказал отец. — Обязательно все испортят.
Он гневно взглянул в зеркальце на тех, кто стоял за нами. А затем, вместо того чтобы повернуть к помощнику шерифа и въехать в ворота ярмарки, ударил ногой по педали акселератора, и мы понеслись дальше по Третьей. Я не понимал, почему его так пугает полиция.
— Куда мы едем? — спросил я, глядя на пролетавший мимо нас белый забор.
— Подождем до следующего года, — ответил отец. — Там слишком много народу. Все скво притащились, до единой. Да и дождь того и гляди пойдет.
— Ничего он не пойдет, — сказал я.
— Я думала, ты любишь индейцев, — ядовито произнесла Бернер.