– Кто читает? – спросил Инфант недоуменно. Но вопрос его был скорее риторический.
– «Вы вообще к ним присматривались когда-нибудь? Вы различали их тонкую изогнутую форму, округлости, выпуклости, расщепляли их по деталям? А знаете ли вы, как они скользить умеют, как, смазанные масленым языком, они притягиваются к коже и как утаскивают ее за собой в свое пещерное блаженство? А потом, когда насытившись простым, они пренебрегают им и мелкими, поспешными разрывами покрывают поверхность и уносятся вдаль, туда, где сложно, где неочевидно, куда еще надо успеть попасть… И вот там и начинается неистовая губная вакханалия. Когда подключается все вокруг и завихряется в безумном водовороте, накручивая веером на себя все…»
– Я же говорил, все дело в накрутке, – напомнил про себя Инфант, хотя мы о нем и не забывали.
– «…присасывая и утаскивая за собой внутрь, на самое дно, где и замирает, похороненная под толщей навалившихся водорослей, лишь вздрагивая поспешной, конвульсивной дрожью».
– Это она сама так образно описывала или ты от себя добавил? – не веря, покачал головой Б.Бородов.
– Разве бы я так смог? – пожал я плечами. – Я стараюсь как можно ближе к тексту, да и то многое упускаю. Она, например, там дальше про восторг говорила. «Вот что есть восторг! – говорила она. – Вот что есть блаженство! Вот в чем нельзя ни растаять, ни растечься! Но если вы думаете, что продолжения нет, то это только потому, что вы не знаете ничего про продолжения. Так как вам лишь „завершение“ по силам. Потому что их неисчислимо, продолжений, а совсем не одно-единственное, как у вас, у бедолаг, ограниченных сантиметрами».
– Это она на что намекает? – начал догадываться Инфант.
– Да понятно на что, – пояснил Илюха. – Старая мысль, ее еще экономист Фридрих Энгельс развивал в своем споре с Фейербахом во время их встречи в Баден-Бадене.
Он утверждал, что при отсутствии заведомо предопределенного продолжения импровизируемые последствия становятся намного более изощренными.
– И чего они делают там, в своих последствиях? – поинтересовался Инфант, и они оба посмотрели на меня весьма вопросительно. Как будто я знал.
– «А руки? – продолжил я пересказ Жекиного телефонного монолога. – Вы ведь уверены, что они нужны, чтобы хватать и притягивать, ну иногда держать или опрокидывать. А пальцы – только чтобы на них ногти редко подстригать? А то что они сложнейший инструмент, как скрипка, как орган, что ими можно вызывать самые неизъяснимые мелодии, до слез, до превращения, до завершения вселенной, до апокалипсиса. Да и нет у вас таких рук и таких пальцев, такой кожи и такой чуткости, которая одна может понять… Не по картинкам с инструкцией в откровенных журналах, а по телепатической интуиции, которая из самой глубины и доступна только той, которая такая же, как ты сама, – ничем не отличается. Именно потому, что ей самой необходимо то же, что и тебе. И чувства ваши поэтому сливаются в одно и устремляются в вечность, обволакивая и лаская друг друга, чтобы не кончиться никогда».