— Одну минуточку! — промурлыкала Леля и елейным голосом сказала: — Петр Андреевич, возьмите, пожалуйста, трубку. Теперь я понимаю, откуда у вас этот ужас перед случайными связями…
Буданов снял трубку, а Леля нехотя положила свою и навострила уши, стараясь не пропустить ни слова. Но шеф и не собирался секретничать.
— Я слушаю…
— Петр Андреевич? Вас беспокоит главный врач кожно-венерологического диспансера Антон Степанович Кожемякин.
— Чем могу быть полезен? — удивленно вскинул брови Буданов.
— Очень даже можете, очень даже можете, — горячо уверил его главврач, и Буданову показалось, что тот не слишком трезв.
— Я вас слушаю, — нетерпеливо повторил он.
— У вас работает некая Пульхерия Егоровна Калашникова? — заторопился Кожемякин.
— Одну минуту! — Буданов жестом приказал Леле снять параллельную трубку. — Так что вы говорите?
— Я спрашиваю, работает ли у вас Пульхерия Егоровна Калашникова?
— Да, а в чем дело?
— Дело в том, что уже несколько наших пораженных сифилисом пациентов указали на нее как на источник своего заболевания.
Буданов услышал в трубке сдавленные смешки и посмотрел на Лелю. Она вытаращила глаза и хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, и на лице ее отражалась такая гамма чувств, что Буданов едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
— Вы хотите меня предостеречь? — насмешливо осведомился он, уже понимая, что кто-то затеял то ли с ним, то ли с Пульхерией отвратительную игру.
— Естественно… Нет, ну что вы, — запутался «главврач», видимо направляемый своим сообщником. — Она не является на лечение и продолжает заражать мужчин. Мы шлем повестки… Мы просим вашего содействия…
— Пошел ты… — неожиданно грубо прервал его Буданов, положил трубку и нажал кнопку АОНа. На табло высветился номер, и номер этот был ему хорошо знаком. Слишком хорошо…
Он резко встал и направился к двери. Леля сидела ни жива ни мертва.
— Петр Андреевич, — потрясенно залепетала она, и из глаз ее брызнули слезы. — Вы не должны этому верить! Я… Я знаю, кто это. Она меня уже замучила! Но то, что сегодня… Это чудовищно, чудовищно…
Он шагнул было к ней, но сдержался и просто сказал от двери:
— Успокойтесь, Пульхерия Егоровна. Вам никто больше не причинит зла.
Он остановил машину у знакомого подъезда и поднялся по лестнице, по которой так недавно взлетал, томимый любовью. Сейчас его гнали наверх совсем иные чувства.
Буданов нажал кнопку звонка и ощутил, как глухо бьется сердце. Дверь распахнулась, обдавая запахами и шумом затянувшееся застолья, и на пороге нарисовалась Людмила. Несколько мгновений она зачарованно смотрела на него, потом резко ногой захлопнула дверь и упала к нему на грудь, запуская руки под пиджак.