Раджу снова уселся чинить граммофон. Моя третья дочь пришла из колледжа и спрашивает:
— Письма есть для меня?
— Что я, сторож здесь или слуга?
— И от мамы нет писем? — спросила она.
Я не ответил.
Послышался шум мотороллера: вернулись с работы сын и невестка. Сын примет душ и отправится в клуб. А сейчас его окружили дети и рассказывают ему, как они провели день. Он повернулся ко мне и сказал спокойно:
— Наверное, они сегодня весь дом разнесли. Ведь недаром вы их выставили на палящее солнце.
Я был вне себя:
— Да. Я бесчеловечен. Верно?
Он был удивлен, но не потерял выдержки.
— Да что вы сердитесь, папа? — сказал он.
Я продолжал неистовствовать:
— Меня задвинули в угол. Я в отставке. Никому я не нужен.
Он повернулся и ушел. Ну, раз со мной так обращаются, я не буду есть сегодня. Но меня никто не звал к ужину, и я незаметно задремал.
Проснулся я от звука голосов в холле. В комнате было темно. Они оставили меня одного! Но нет, входят сын и невестка, зажигают свет, просят меня выйти к столу. Не пойду!
Но тут я ощущаю нежный аромат жасмина и слышу звон запястий. Это моя жена. Приехала! Она осунулась, но на губах улыбка, голос нежный.
— Пойдемте, невестка совсем расстроилась, не хочет есть без вас…
— Почему ты не написала? — спрашиваю я. — Я бы встретил тебя на станции.
Оказывается, зять забыл дать телеграмму.
Я спускаюсь к ужину, потом иду в детскую, где наконец угомонились мои внуки, потом к себе в спальню. Какой тяжелый был день — сущий ад! А теперь на сердце спокойно, отрадно. Жена ласково улыбается мне. Я засыпаю.