Ну хорошо, а если бы все-таки здравый — может быть, даже чересчур здравый — смысл Петросяна потерпел фиаско и Керес, вопреки безукоризненному расчету, выиграл бы партию, что тогда? Именно этот вопрос, который у читателя, несомненно, вертится на языке, я задал Петросяну, и вот что он ответил:
— Это означало бы лишь то, что Керес играл в этом турнире не хуже меня, и, следовательно, было бы только справедливо, если бы между нами состоялся матч…
Искренность этого ответа не вызывает ни малейших сомнений. Рассуждая так, Петросян поступал не только вполне нравственно, но и в полном соответствии со своим характером, со своими жизненными шахматными убеждениями. И в жизни, и в шахматах Петросян верил в справедливость, верил в разум и логику. В последнем туре соревнования претендентов он, как и всегда, сыграл по позиции и считал бы справедливым и разумным любой результат, к которому могло привести это его решение.
К счастью для Петросяна, результат был самый благоприятный. Закончив партию с Филипом, он, стараясь успокоиться, ушел прогуляться. Порой он возвращался и заглядывал в зал: в первый раз он увидел, что дела Кереса блестящи, во второй раз — что позиция стала уже почти равной. Когда он заглянул в третий раз, то увидел Кереса с покрасневшими ушами (что всегда выдавало его волнение), но безукоризненно сдержанного, элегантного, улыбающегося настолько естественно, насколько это было в человеческих силах, Кереса, идущего ему навстречу с протянутой рукой: шахматный рыцарь без страха и упрека спешил первым поздравить соперника с победой в турнире…
Победу Петросяна на Кюрасао нельзя было назвать эффектной, но она и не оставляла впечатления случайности, особенно если учесть, что сыграв на пути к матчу шестьдесят восемь партий — в зональном, межзональном и турнире претендентов, — Петросян потерпел только одно поражение — поразительная статистика!
Итак, сбылась дерзновенная мечта Петросяна, мечта, которую лелеет в глубине души каждый выдающийся шахматист, — он добыл право — и не только формальное, юридическое, но и моральное — бросить перчатку чемпиону мира Михаилу Ботвиннику.
А теперь давайте переведем дух и мысленно повторим карьеру нашего героя. Вспомним, что претендент на титул шахматного короля происходил вовсе не из королевского рода. Вспомним, что детство и отрочество отнюдь не баловали его радостями, что он рано осиротел и, несмотря на помощь друзей в Тбилиси и Ереване, довольно хорошо узнал, что жизнь шутить не любит.
Вспомним, что ему всегда было присуще обостренное чувство объективности, умение трезво оценивать свои силы и возможности. Преклонение перед шахматами, перед справедливостью и мудростью повелевающих ими законов неизбежно переходило в преклонение перед великими шахматистами. Среди сонма этих великих, если считать современников, первым из первых был Ботвинник, который за два года до того, как Петросян появился на свет, уже занял высокое место в чемпионате СССР.