Вопрос серьезный, и Таль ответил серьезно:
— Буду писать диплом. Тема? «Сатира в романе Ильфа и Петрова „12 стульев“».
Вот таким — жизнерадостным, окрыленным успехом, опьяненным хмельным медом славы — был тогда Миша Таль. Как бывало со многими, за одну ночь он стал знаменит. О нем писали статьи, в которых хотя и отмечались недостатки, в частности неровность игры молодого чемпиона, но в целом уже давалась блестящая оценка. Сам Давид Бронштейн, мнением которого Таль так дорожил, назвал его ярким, многообещающим талантом. «Молодое дарование», — вспомнил Миша, читая эти строки, и мысленно улыбнулся.
Получил признание и его стиль. Автор одной из статей приводил не раз слышанные «жалобы» мастеров: «Играть с Талем такие партии, где все фигуры „висят“, где все неясно, а на обоих флангах тебя атакуют… это очень неприятно!».
Правда, было немало скептиков, которые продолжали оспаривать убедительность его побед, но могло ли это омрачать настроение ему, чемпиону СССР и теперь уже гроссмейстеру Михаилу Талю? И даже если бы эти ворчливые голоса его и огорчали, то встреча на вокзале с рижскими болельщиками заставила бы забыть о всех неприятностях.
Словом, жизнь, казалось, улыбалась удачливому юноше. Но судьба готовила ему удар.
Доктор Таль, гордость и опора семьи, стал вдруг прихварывать. Когда Мише вручали медаль чемпиона, доктор лежал в больнице, той самой, в которой проработал столько лет. В день приезда сына из Москвы он выписался из больницы, но вскоре должен был вернуться туда.
Любовь и уважение Миши к отцу давно переросли рамки сыновней привязанности. Доктор Таль был для него не просто отцом — он олицетворял для него душевное благородство. В трудные минуты жизни Миша спрашивал себя: «А как в этом случае поступил бы папа?»
Дружба между отцом и сыном была тем более трогательной и прочной, что доктор Таль был страстным любителем шахмат и, естественно, горячо болел за Мишу. В связи с этим происходило много смешных и трогательных историй. Когда, например, в вильнюсском четвертьфинале Таль отложил в сложном положении партию с Гипслисом, отец и дядя позвонили к Мише в третьем часу ночи. Ида Григорьевна не хотела поднимать Мишу с постели. Но они так молили ее, убеждая, что нашли выигрывающий ход, что она уступила. Миша выслушал энтузиастов и как можно более искренним тоном поблагодарил. Положив трубку на рычаг, он улыбнулся: «выигрывающий ход» почти немедленно приводил к катастрофе…
Случилось так, что Миша заболел воспалением легких и лежал в том же корпусе, где отец, только этажом ниже. Когда он узнал, что доктор Таль скончался, он окаменел. Мать, которая сама остро нуждалась в помощи, — сидела возле него и говорила: «Плачь!». Но он только молча глядел в стену.