Ну, что касается моего отвергнутого любовника, то он чувствует себя великолепно и не думает унывать. Более того, он так весел и безмятежен, что я начинаю сомневаться, действительно ли я отвергла его. Поймите меня правильно. Я уже забываю о нем. Ну, почти что. И хотя трахаться с Сайраджем было непростительной ошибкой, все же дела у меня немного сдвинулись с мертвой точки. И та избирательная амнезия, которая приходит вместе с любовью, почти исчезла. Теперь я вижу его таким, каким он был на самом деле. Обманщиком, самовлюбленным идиотом с бегающими глазками. Тощим и бритоголовым жалким нытиком.
Но память — штука забавная. Я хочу сказать, что мы почти не помним того, как именно происходило то или иное событие в вашей жизни. То есть само событие мы, разумеется, помним, но кое-какие его подробности со временем начинают меняться в нашей голове.
Например, все то, что когда-то казалось мне весьма значительным, те самые пустые слова, которыми он разбрасывался с такой легкостью и которые я так долго хранила в своей груди, как что-то теплое и дорогое, теперь практически все выветрились и забылись. Отныне они для меня не значат решительно ничего.
Более того, все то, что я в свое время старалась не замечать, некоторые несовпадения и шероховатости, которые я пыталась сгладить, теперь являются передо мной, как знамения, которые я раньше почему-то упускала из виду. Ну, разные значимые мелочи.
Например, то, что он постоянно всех и вся поправлял.
Как он отбрасывал прочь любую идею, которая зародилась не в его голове. («Что это еще за наука такая?» — сердился он всякий раз, когда я преподносила ему новую теорию касательно презервативов.)
Или даже то, как он произносил «Ты выглядишь великолепно» всякий раз, когда я задавала ему извечный вопрос, навеянный воспоминаниями о Хепберн: «Как я выгляжу?»
Или как он отвергал новых знакомых с первого взгляда, давая им жестокую оценку и больше уж никогда при этом не изменяя своего мнения. (Сайрадж — псевдохудожник, Фиона — мисс Ханжа, Стюарт — придурковатый малый.)
Но больше всего мне запомнилось, каким он становился в окружении своих товарищей. Он даже курил по-другому: вдыхая дым, поднимал голову вверх и смотрел в потолок, затем выпускал струйку дыма через левый уголок рта, после чего принимался яростно постукивать по сигарете указательным пальцем, расположив ее строго над пепельницей (а со мной он неизменно сбивал пепел с сигареты ногтем большого пальца).
И это очень важно. Поверьте мне.
Итак, таковы мои мысли о Люке. Впрочем, ничего нового здесь нет. Но сейчас, именно сейчас, я думаю не только о нем. О том, кто сумел меня порядком удивить. Нет, это даже не Сайрадж. Это Алекс. Помните, как я себя чувствовала, когда впервые увидела его после долгого перерыва рядом с Дездемоной?