Рен никак не мог насытиться. Провел ладонями по ее гладкой спине, потом с силой сжал ягодицы. Поднял ее, усадил на туалетный столик, чтобы полнее насладиться этими роскошными белыми холмиками. Устроился между ее раздвинутых бедер, чтобы попировать вволю.
Его жена имела привкус соли и розмарина, сладостной сливочно-белой девственницы и чувственной соблазнительницы. Распаленный, Рен так стиснул ее попку, что заставил Калли ахнуть и шевельнуть бедрами.
Боже. Казалось, он хотел проглотить ее, поглотить целиком, всю вобрать в себя, пока от нее ничего не останется.
Нагнувшись, он прижался губами к мягкому плоскому животу, к чарующим изгибам бедер, к кремово-персиковым совершенным их внутренним поверхностям и ощутил сладостно-солоноватый вкус ее желания.
Нет, он не смеет.
Если он погрузит изголодавшийся язык в эту сахарно-пряную нежную плоть, то не остановится, пока не возьмет ее всеми возможными способами. Дважды.
При этой мысли головокружительное вожделение почти одолело его.
Нет. Сегодня он слишком разгорячен. Слишком неистов. Самообладание… необходимо самообладание.
И поэтому он, терзаясь невыносимой мукой, запечатлел лихорадочный, короткий, многообещающий поцелуй на влажных завитках ее венерина холмика и с трудом отступил.
«О нет! Только не в этот раз»!
Невозможно поверить! Мистер Портер довел ее до такого пульсирующего возбуждения, что она исходила влагой, и все лишь для того, чтобы покинуть в этом состоянии?
«Когда-нибудь я заставлю его заплатить!»
Она почти рыдала от неудовлетворенного желания.
«Мистер Портер, я заставлю вас стонать и мучиться, и извиваться, а потом уйду и оставлю вас несчастным, неудовлетворенным и одиноким!»
Дверь затворилась. Калли открыла глаза. И первое, что заметила: он в пылу страсти сбил со столика маленькую чашу в виде раковины.
Жемчужины разлетелись по полу. Она подобрала их и вынула изо рта третью.
Интересно, когда он собирается осуществить их безумную сделку? Возможно, на десятой жемчужине? На двадцатой? На праздновании по случаю первой сотни?
О черт, что за бредовая мысль?
Рен ковылял по коридору, проклиная себя и Калли, и в то же время наслаждаясь воспоминаниями о ее сладостной плоти.
Ад и проклятие! Он никогда так не хотел ни одну женщину, как эту. Даже свою невесту Лисбет.
Странно. Он так долго страдал из-за ее отказа и в то же время не мог понять причину их мук. Он обожал оленьи глаза и застенчивую улыбку Лисбет, хотя теперь понимал, что она вовсе не была застенчивой. Рен был слишком молод и глуп, чтобы понять тогда, как умело за ним охотились. Она смеялась над его дурацкими шутками, улыбалась огромными, смотревшими прямо в душу глазами, но, хорошенько подумав, он осознал, что она очень мало говорила о себе. И только твердила, какой он чудесный, храбрый, интересный мужчина.