— Я уже рассказал об этом господину ван Рейну, — перебил ее муж, и гость его пожалел, что не услышит того же вторично и от нее: во-первых, человеку одинокому и забытому такое повторение не может наскучить; во-вторых, ее интонация и легкий жест красивых, усеянных драгоценностями рук каким-то образом воскресили в художнике воспоминание о большом доме с закрытыми окнами и давно остывшими печными трубами, и он представил себе, как эти двое молодоженов отчаянно, но тщетно стучались в заколоченные двери.
— Он рисовал нищего, сидя на нашем крыльце, — продолжал де Барриос. — Замечательный набросок! Обязательно посмотри, Абигайль! Но прежде всего мы с господином ван Рейном выпьем по капельке холодного вина.
— Конечно, конечно! Сегодня такая жара. Вы ведь окажете нам эту честь, маэстро? Вы выпьете с нами бокал вина с кусочком торта и фруктами, не правда ли?
— Благодарю вас, охотно, если только не доставлю вам слишком много хлопот.
Рембрандт сам не понимал, почему он так легко согласился остаться: ведь теперь, когда пот перестал струиться по его лицу и боль в затылке прошла, ему следовало бы встать и поскорее уйти. Он был в таком отупелом состоянии и так убого одет, что изысканная любезность хозяев и изящество дома, казалось, должны были бы стеснять его, однако он чувствовал себя совершенно непринужденно и без всякой неловкости разговаривал с де Барриосом, пока жена его ходила за угощением. Если что-нибудь и сковывало Рембрандта, то это было лишь легкое нетерпение, с которым он ждал, когда вернется Абигайль. Все, что она принесла: поднос, шелковые салфетки, венецианские бокалы, фруктовые ножички с резными ручками из слоновой кости, бутылка вина, еще влажная от холодной воды, где она лежала, тонкие ломтики торта, пирамиды из винограда и груш — было так же изысканно, как она сама. Когда Абигайль поставила перед художником бокал и наклонилась, чтобы налить вина из бутылки, она не опустила полные веки, а пристально посмотрела на Рембрандта серьезными серыми глазами. А когда она отвернулась от него, наливая вино мужу, художник решил, что уже видел ее. Где и при каких обстоятельствах — этого он не знал, но мог поклясться, что видел.
— Простите, госпожа де Барриос, — начал он. — Ваше лицо мне очень знакомо. Не встречались ли мы у доктора Бонуса, или у Пинеро, или у Ладзара, или в доме раввина Манассии бен Израиля?
Абигайль уселась между гостем и мужем и разложила на коленях салфетку.
— Нет, — ответила она, медленно качая головой и улыбаясь, — я твердо уверена, что вижу вас впервые. Если бы меня представили вам, я бы этого не забыла. К сожалению, многие из нас — я имею в виду моих соплеменниц с такими же рыжими волосами, как у меня, — очень похожи друг на друга.