Первый раз после возвращения из Европы Лили оказалась в благотворной атмосфере, и немедленно пробудились знакомые ассоциации, так что, спускаясь по лестнице в обеденную залу, она чуть ли не ожидала встретить старых знакомых. Но надежды тут же рассеялись, стоило ей подумать о том, что именно друзья, ей не изменившие, воздержались бы от подобной встречи, и потому она почти не удивилась, найдя у камина мистера Роуздейла, который совсем по-домашнему сидел на корточках перед маленькой дочкой хозяйки.
Роуздейл в образе родителя вряд ли мог смягчить Лили, и все же она не могла не заметить его простоватой доброты в обращении с ребенком. Эта доброта ни в коем случае не была показной и поверхностной нежностью гостя под пристальным взором матери, ведь Роуздейл и девчушка были в комнате одни, и что-то в нем казалось простым и доброжелательным, по сравнению с критически настроенным маленьким существом, принимавшим знаки его внимания. Да, он мог быть добрым — и Лили еще на пороге успела это понять, — конечно, добрым по-своему, вульгарно, бессовестно, жадно, как хищник с добычей. У нее был только миг, чтобы обдумать, смягчилось ее отвращение к человеку у камина или, скорее, приняло более интимную и конкретную форму, поскольку, увидев ее, он сразу вскочил — вульгарный и настырный Роуздейл из гостиной Матти Гормер.
Для Лили не было неожиданностью, что Роуздейл здесь — единственный ее знакомый среди гостей. Хоть она и хозяйка дома не встречались после того памятного разговора, когда обсуждалось ее будущее, Лили знала, что проницательность, которая позволяла миссис Фишер проложить безмятежный путь среди враждующих сил, часто служила благу друзей. Именно это характеризовало Керри лучше всего: хотя она активно собирала колосья с изобильных полей для своих амбаров, ее настоящие симпатии были в местах иных — с теми, кому не повезло, кто был непопулярен, несчастлив, со всеми ее голодными тружениками на стерне успеха.
Опыт миссис Фишер предостерег ее от ошибки в первый же вечер подвергнуть Лили ничем не разбавленному воздействию личности Роуздейла. Кейт Корби и двое-трое мужчин заскочили на ужин, и Лили, внимательная к мельчайшим деталям подругиных методов, увидела, что усилия, затраченные на нее, — это задел на будущее, до тех пор, пока она не обретет достаточно мужества, чтобы воспользоваться их плодами. Она относилась к этому с чувством неохотного попустительства, с пассивностью больного, смирившегося с прикосновениями хирурга, и эта беспомощная апатия не исчезла и после отъезда гостей, когда миссис Фишер поднялась к ней в спальню.