— Но о чем это вы, черт побери, только что говорили — пошли, мол, учиться на модистку?
— О том и говорила. Я подмастерье у Регины.
— О боже — вы! Зачем? Я знаю, что тетя вас подвела, миссис Фишер все мне рассказала. Но вы же получили какое-никакое наследство от нее.
— Я унаследовала десять тысяч долларов, но получу их только следующим летом.
— Ага, но… смотрите, вы же можете взять в долг, как только захотите, под обеспечение будущих поступлений.
Она печально покачала головой:
— Нет, именно эту сумму я уже должна.
— Должны? Все десять тысяч?
— До последнего пенни… — Она помолчала, а потом быстро продолжила, не отрывая глаз от него: — Я полагаю, Гас Тренор однажды упоминал, что выиграл для меня на бирже?
Она ждала, а Роуздейл, сильно смутившись, пробормотал, что помнит нечто подобное.
— Он заработал около девяти тысяч, — продолжала Лили с той же доверительной интонацией. — Тогда я думала, он спекулирует моими деньгами, что было крайне глупо, но я же ничего в делах не понимала. Потом я обнаружила, что он не трогал моих денег, а на самом деле дал мне свои. Это, конечно, был добрый поступок, и я очень обязана Тренору, но с подобными обязательствами следует расквитаться как можно скорее. К несчастью, я потратила деньги, прежде чем поняла свою ошибку, и наследство пойдет на выплату. Вот почему я пытаюсь овладеть профессией.
Лили произнесла это не спеша, с паузами между предложениями, чтобы каждое из них глубоко проникло в душу ее собеседника. Она страстно желала, чтобы кто-то узнал правду об этой сделке, а также чтобы слухи о ее намерении вернуть деньги достигли ушей Джуди Тренор. Ей вдруг пришло в голову, что Роуздейл, с его ходами к Тренору, как никто годился для того, чтобы озвучить ее версию фактов. Лили даже почувствовала мгновенное возбуждение при мысли, что так она освобождается от ненавистной тайны, но, пока она рассказывала, ощущение постепенно стерлось, и когда она закончила, ее бледное лицо покрыл густой румянец страдания.
Роуздейл продолжал смотреть на нее с удивлением, и удивление это приняло совершенно неожиданный для нее оборот.
— Позвольте… но если дело обстоит так, то вы совершенно на мели?
Он сказал это, будто она не понимала последствий своих поступков, как если бы непоправимое пренебрежение финансовыми тонкостями вот-вот ввергнет ее в новое безрассудство.
— Совершенно, да, — спокойно согласилась она.
Он сидел молча, его толстые пальцы постукивали по столу, а маленькие озадаченные глазки метались по углам пустого ресторана.
— Так это же замечательно! — вдруг воскликнул он.