— Приятно — может быть, но бесконечно глупо, — холодно возразил де Батц. — Ведь за мою голову вы получите всего тридцать пять ливров, а я предлагаю вам за нее в десять раз больше.
— Знаю-знаю, но дело становится опасным.
— Почему? Я очень осторожен. Пусть ваши ищейки оставят меня в покое.
— Да ведь вы не один, у вас столько проклятых союзников.
— Ну, о них не хлопочите. Пусть сами о себе позаботятся.
— Каждый раз, как они попадают к нам, кто-нибудь из них непременно указывает на вас.
— Ну да, под пыткой, — хладнокровно сказал де Батц, грея руки у огня. — Вы ведь с прокурором завели в Доме правосудия целый дьявольский оркестр. Не правда ли, друг Эрон?
— Какое вам до этого дело? — проворчал Эрон.
— Решительно никакого. Я даже предлагаю вам три тысячи пятьсот ливров за удовольствие знать, что происходит внутри этой милой тюрьмы.
— Три тысячи пятьсот! — воскликнул Эрон, и его взгляд невольно смягчился.
— Прибавьте только два маленьких нуля к той сумме, которую вы получите, если выдадите меня своему проклятому трибуналу, — сказал де Батц, как будто случайно опуская руку в карман и шелестя бумажными деньгами.
У Эрона от этого сладкого звука даже слюнки потекли.
— Оставьте меня три недели на свободе — и деньги ваши, — любезно докончил де Батц.
В комнате воцарилось молчание. Пробивавшийся сквозь решетчатое окно бледный свет луны боролся с желтоватым светом масляной лампы, озаряя лицо агента Комитета общественного спасения, не знавшего, на что решиться.
— Ну, что же, торг состоялся? — спросил наконец де Батц своим мягким голосом, до половины вытаскивая из кармана соблазнительный сверточек с измятыми бумажками. — Дайте мне обычную расписку в получении денег и берите вот эту штуку.
— Говорю вам, это опасно, — злобно усмехнулся Эрон. — Если эта расписка попадет кому-нибудь в руки, меня прямо отправят на гильотину.
— Даже если меня арестуют, она попадет в руки агента Комитета общественного спасения, которого зовут Эрон, — спокойно возразил де Батц. — Без риска нельзя, мой друг! Я также рискую.
Де Батц, на многих тогдашних патриотах испытавший силу золота, нисколько не сомневался в успехе своего дела и смотрел на Эрона с самодовольной улыбкой.
— Ладно, — произнес агент, словно вдруг на что-то решившись, — я возьму деньги, только с одним условием: вы оставите Капета[2] в покое.
— Дофина?
— Называйте его, как хотите, — сказал Эрон, подходя ближе и с ненавистью глядя на своего сообщника, — но предоставьте его нам.
— Чтобы вы его убили? Как же я могу помешать этому?
— Вы и ваши сообщники хотите увезти его отсюда, а я этого не допущу. Если мальчишка пропадет, то и я пропаду, так сказал Робеспьер. Не троньте Капета, а не то я не только пальцем не шевельну, чтобы помочь вам, но собственноручно сверну вам шею!