Юноша со слезами на глазах и разбитым на кусочки сердцем всю ночь слонялся по городу, не зная, куда податься. Рассвет застал его на волнорезе в порту и именно там в первых лучах утра Герман прочитал последние слова, которые написал ему Квим Сальват.
«Дорогой Герман!
Я никогда не говорил этого при жизни, потому что все время ждал подходящего момента. Но боюсь, я его так и не дождался. Вот что я хочу тебе сказать. Я никогда не встречал такого одаренного художника как ты, Герман. Ты этого пока не знаешь и не можешь понять, но в тебе заложен огромный талант, а моя заслуга лишь в том, что я его распознал. Сам того не ведая, ты дал мне больше, чем я тебе. Мне бы хотелось, чтобы ты нашел себе наставника, которого заслуживаешь, того, кто будет развивать твой талант, а не учиться у тебя. В тебе говорит свет, Герман. А все остальные могут лишь слушать. Не забывай об этом никогда. Сейчас и навсегда — твой учитель, ставший учеником, и лучший друг.
Сальват».
Через неделю Герман, терзаемый невыносимыми воспоминаниями, уехал в Париж. Ему там предложили работу преподавателя в школе живописи. Он не возвращался в Барселону десять лет. В Париже он стал известным портретистом и обнаружил в себе страсть, которая его никогда больше не покидала — то была опера. Его картины начинали хорошо продаваться, и торговец, который знал Германа через Сальвата, стал его агентом. Когда же он состоялся как преподаватель, то стал зарабатывать достаточно, чтобы жить простой, но достойной жизнью. Он подергал за кое-какие ниточки и с помощью ректора школы, который знал пол Парижа, получил сезонный абонемент в Парижскую оперу. Никакой роскоши: шестой ряд амфитеатра слева. Двадцать процентов сцены не было видно, зато музыка была великолепна, независимо от того, сидели вы в дорогой ложе или на галерке.
Там он впервые увидел ее. Она казалась неземным существом, сошедшим с полотен Сальвата, но ее ослепительная красота не шла ни в какое сравнение с голосом. Девятнадцатилетнюю девушку звали Кирстен Ауэрманн, и, согласно программке, она была одним из самых многообещающих оперных талантов в мире. В тот же вечер он был ей представлен на приеме, организованном труппой после спектакля. Герман пробился к ней, сказав, что он музыкальный критик из газеты «Монд». Он протянул ей руку, но не мог вымолвить ни слова.
— Для критика вы плоховато говорите по-французски и много молчите, — пошутила Кирстен. В тот момент Герман решил, что женится на этой женщине любой ценой. Даже если это будет последнее, что он сделает в жизни. Он прибег ко всем способам обольщения, которые были в арсенале у Сальвата столько лет. Но Сальват был один, и равняться на него не стоило. Так началась игра в кошки-мышки, длившаяся шесть лет и окончившаяся летним вечером 1946 года в маленькой часовне в Нормандии.