Во времена, когда они поженились, смрадный дух войны все еще витал над Европой. Через какое-то время Кирстен и Герман вернулись в Барселону и поселились в квартале Саррья. В отсутствие хозяина вилла превратилась в музей призраков. Но светлый характер Кирстен и три недели уборки полностью изменили ситуацию.
Так началась самая чудесная глава в истории этого особняка. Герман без устали рисовал, одержимый необъяснимым вдохновением. Его картины начали цениться в высших кругах и довольно скоро иметь «Блау» в своей коллекции стало обязательным атрибутом светского человека. Вскоре его отец начал гордиться успехами сына и говорить об этом во всеуслышание. «Я всегда верил в то, что он талантлив и его ждет слава», «у него это в крови, как у всех Блау» и «никакой отец так не гордится своим сыном как я» стали его любимыми фразами. И повторялось это так часто и уверенно, что скоро все поверили. Агенты и выставочные залы, в которых с Германом раньше даже не здоровались, стали перед ним заискивать. Но даже в этом водовороте тщеславия и лицемерия он никогда не забывал уроков Сальвата.
Сценическая карьера Кирстен тоже шла в гору. В эпоху, когда появились первые граммофонные пластинки, Кирстен стала одной из первых певиц, увековечивших свой репертуар. То были светлые годы счастья в особняке Саррьи — годы, когда все казалось возможным, а на горизонте не мелькали никакие тени. Никто не замечал обмороков и головокружений Кирстен, пока не стало слишком поздно. Все объяснялось шумным успехом, постоянными переездами и нервным напряжением.
В день, когда Кирстен прошла обследование у доктора Кабрильса, он сообщил ей две новости, которые изменили ее мир навсегда. Во-первых, Кирстен была беременна. Во-вторых, неизлечимое заболевание крови постепенно сокращало ее жизнь. Ей оставалось жить год. Самое большее, два. В тот же день, выйдя из приемной врача, Кирстен заказала для Германа золотые часы с дарственной надписью в Главной швейцарской часовой мастерской на Виа Августа.
«Для Германа, в котором говорит свет. К.А.»
Часы показывали, сколько времени у них еще осталось.
Кирстен ушла со сцены и отказалась от карьеры. Прощальный вечер проходи в театре «Лицео», где она исполнила отрывки из «Лакме» Делиба, своего любимого композитора. Никогда больше не будет такого голоса.
Когда Кирстен вынашивала ребенка, Герман нарисовал серию портретов, которые сейчас украшали стены особняка. Их он никогда и не думал продавать.
Двадцать шестого сентября 1964 года на вилле в Саррье родилась девочка со светлыми волосами и серыми глазами матери. Ее назвали Мариной, и в своем светлом лике она запечатлела отражение матери.